Внезапно донесся тихий голос, едва различимый среди шелестатрав:

— Мрак...

Мрак насторожился, огляделся. Голос снова повторил, теперь внем прозвучала надежда:

— Мрак... Ты можешь услышать меня?

Мрак снова огляделся, никого не заметил. Пальцы сжались самина рукояти ножа. Спросил сдавленно:

— Кто говорит со мною?

— Мрак...

— Да, меня зовут Мрак. Кто ты?

Голос произнес с радостной ноткой:

— Как хорошо... и как печально, что ты слышишь меня.

— Почему?

— Хорошо, потому что ты первый, кто меня услышал, а плохо...потому что меня может услышать лишь тот, кто одной ногой уже в могиле. И комуее не избежать.

Мрак ощутил как повеяло холодом, но буркнул тем же грубымтоном:

— Все там будем. Кто раньше, кто позже. Но будем все. Что тыхочешь?

— Дозволь... идти с вами.

Мрак спросил настороженно:

— Но кто ты?

— Я... был величайшим колдуном Куявии, Артании и дажеСлавии. Так я полагал. Однажды я, отправляясь в дальнее странствие, велел слугеприсматривать за домом и моим телом. Если я вдруг не вернусь, то он долженчерез неделю сжечь мое тело, а в капище принести дары Роду. Я отправился впуть, побывал в дальних странах и высших сферах, а тело мое недвижимо покоилосьв доме. Но на шестой день слуге сообщили, что его родители при смерти. Могутумереть, его не повидав. И тогда он сжег мое тело и успел к своим родителям докончины.

— Хорошего сына воспитали, — заметил Мрак.

— Да, но я, когда вернулся, не нашел своего тела!

— Гм... Вселись в другое, — посоветовал Мрак. — Отыщикакого-нибудь дурня. Их видно издали, у них слюни текут. Или преступника. Ты,надеюсь, не вор, не душегуб?

Голос сказал печально:

— Так поступать нехорошо. Каждый имеет право на жизнь.

— Ну-ну. Это еще как сказать... А с нами пошто восхотел?

Голос ответил серьезно, и на Мрака снова пахнуло холодоммогилы:

— Вы все умрете. Скоро. И тогда я смогу вселиться в любое изваших тел.

Мрак зябко поежился. Внутри стало тяжело и холодно, словновнутренности превратились в глыбу льда. Дрогнувшим голосом предложил:

— Может... тебе лучше вселиться в того, кого мы успеемзарубить? Я для тебя зарублю парня покрепче и покрасивше.

Голос произнес тихо:

— Нет. Так я не могу.

— А я не хочу, — возразил Мрак, — чтобы в моем теле кто-тожил, копался, двигал моими руками.

— Мрак, — сказал голос, — ты не понимаешь... Никто из вас неуйдет живым. И я, даже если войду в твое тело, тоже паду убитым.

Мрак спросил озадаченно:

— Тогда на кой тебе это все? Летай себе, глазами лупай. Этож тебе счастье выпало! Никто морду не набьет, в грязи не вываляет, за ночлег неплатишь. Если ты сейчас — душа, а волхвы говорят, что душа бессмертна...

— Да, но ничто не остается неизменным. Сейчас моя душа ещечиста... почти. И я еще могу войти в царство блаженства. Но ежели я буду видетьзло, а я его вижу, и не вмешиваться, то тем самым я становлюсь егосоучастником. Понимаешь?

Мрак покачал головой:

— Что-то мудрено. Для меня. Я человек простой и даже оченьпростой. Но ежели тебе надобно для спасения души... раз тело ужепропутешествовал, идти с нами, то давай, чего там. Кормить тебя не надо, наконе места не требуешь. Порхай себе следом, аки... ну, тебе виднее.

И он снова углубился в свои думы, ни мало не дивясьстранностям, что встречаются на его последнем пути.

Мрак, углубленный в свои думы, едва ли замечал коня подсобой, Гонта и Ховрах затеяли сложный спор, правда ли, что в Хольше у кого чуббольше, тот и пан. Лишь Кречет счастливо бдил, берег, охранял, и он первыйнасторожился, когда слева за пару верст появилось желтое облачко пыли.

Некоторое время наблюдал, затем подъехал к троим гостям царяДодона:

— Кто-то прет в том же направлении.

— Ну и что? — удивился Ховрах.

— А то, — сказал Кречет многозначительно, — что дорогивпереди сходятся.

Пыльное облачко придвигалось, разрасталось. Наконец зоркиеглаза Мрака различили скачущего всадника. Тот был в доспехе, даже шлем не снял,несмотря на жару. Так и блестит с головы до ног в ратном металле, аж глазаслепит на солнце.

Конь несся споро, словно не чувствовал седока. Но чтонасторожило и обеспокоило Мрака, так это тяжелая булава в руке всадника. Он наполном скаку бросал ее высоко в небо, мчался дальше, а потом выбрасывал руку всторону, подхватывал на лету и снова почти без размаха зашвыривал грозноеоружие высоко в небеса.

Гонта тоже рассмотрел, пробормотал:

— Ловок... Ловок, ничего не скажешь!

Кречет, поправив меч, добавил:

— И очень силен.

Мрак и сам видел, что такую булаву даже поднять непросто, авсадник зашвыривает в небеса с легкостью. Но что-то настораживало.

— Не понимаю, — сказал он наконец. — Как бы сила не играла,но вот чтоб так без цели и смысла швырять в небо, будто гусей бьет... Хотяникаких гусей там нет. Даже уток не видать... Да и доспехи по такой жаре!

Всадник их заметил, булаву убрал, а коня послал наперерез.Мрак уже видел впереди развилку, где дороги сходились. Дальше тянулась однаширокая. Как он помнил, до самого стольного града.

Кречет придержал своих людей. Их было сорок, но незнакомецвыглядел полным грозной силы, а Кречет был не из тех воевод, кто зазря потеряетхоть одного человека.

Всадник издали вскинул правую руку в приветствии:

— Здоровья и счастья добрым людям!

Голос был звонкий и чистый, почти девичий. Мрак пустил конянавстречу, ему все стало ясно, а за ним поехали остальные.

Всадник остановил коня шагах в пяти, без нужды поднял его надыбки. Был он молод, румян, на подбородке пробивался детский пушок. Длинныезолотые кудри падали на плечи, глаза были голубые, а ресницы выросли длинными изагнутыми как у девицы. Он и был похож на красну девицу, только Мрак еще невстречал девицу с себя ростом, да и руки юного молодца были толстые как уГонты.

— Куда путь держишь? — спросил Мрак.