Она прервала зло, едва не срываясь на крик:

– Какое бесчестье – надеть доспехи?

– Нет бесчестья, – согласился он. – Но в этом я немогу приказывать людям. Когда-то боги одному из моих прародителей предложили навыбор: либо долгая жизнь в тиши и безвестности, либо короткая, но со славой. Тыпонимаешь, какую он выбрал. И если боги такое же предлагали иудеям, то тенаверняка выбрали другое. Мы настолько разные, что нашим народам будет тесно,даже если останемся единственными на всем необъятном белом свете!

Она задушенно охнула, когда его руки снова сжали ее плечи,ударилась о твердую грудь, горячие губы, запах его кожи, и вот она уже смотритв его могучую спину, земля подрагивает под шагами тяжелых русов, а он уходит,его обнимают, и вот уже он впереди, молодой и грозный, как языческий богкарающего солнца.

Лютая боль, что последние дни терзала грудь, стала такойострой, что в глазах потемнело. Только не упасть, напомнила она себе. Пусть невидят, что ей плохо.

Она нашла силы вскинуть руку в прощании, потом вернулась вшатер. Ложе поплыло навстречу. Она упала рядом, полежала, борясь с болью. Русзнает, что ее не будет среди зрителей. Она не сможет видеть, как падают убитые,потому что ее народ сейчас по обе стороны столба. И каждый разящий удармеча – это удар в ее сердце.

Навстречу шагающим русам страшно и неотвратимо наползалабагрово-сизая туча. Края хищно загибались, из нее бог воинов Перун метал вземлю золотой огонь, а искры воспламеняли деревья, и без того желтые,оранжевые, красные, иные уже почти голые, сбросившие листву под ноги.

Корнило, что пока шел рядом с Русом, начал поглядыватьтревожно. Пробормотал:

– Туча навстречу… Если бы следом за нами – другое дело…Но если навстречу, да еще такая…

Сердце Руса колотилось радостно и мощно. Трусливый волхв неумеет истолковывать знаки, посылаемые богами, но если их умел истолковыватьЧех, старший сын Пана, то умеет и Рус, такой же князь и такой же вождь!

– Если бы в спину, – фыркнул онпренебрежительно, – то как бы мы узрели? А так боги посылают намдобрый знак. Чтобы видели, сколько чужой крови прольем, сколько трупов врагабросим под ноги – вон целые горы!

Корнило умолк, озадаченный. В глазах появилосьсомнение, а на Руса поглядывал с почтительным уважением. А Рус ступалуверенный, растерявший все сомнения, тело вздрагивало в радостном нетерпении.

– Где Бугай? – спросил он. – Или он ползет начетвереньках в заднем ряду?

Дружно ржали, а Ерш крикнул знающе:

– Там же, где и Моряна!

– Где? – не понял Рус.

– В веси, вестимо, – ответил Ерш чересчурпечальным голосом. – Мол, шатров у них нет, а у костра уже бока болятспать. Ну, не совсем бока, скорее – коленки…

Кто-то вскрикнул задорно:

– Коленки?

– Ну да. У Бугая. А у Моряны – ягодицы. Ктознает, почему мы к горячей печке становимся передом, чтобы погреться, абабы – задом?

Снова заржали, Рус ощутил, что и сам поневоле прислушиваетсяс интересом.

– Ну-ну, – подталкивали Ерша.

– Наши прародители, которые первые люди на свете, в первыйраз паровались по весне, холодно было! Баба задницу застудила, доныне они всеее отогревают, а мужик… знамо дело, коленки да локти.

– Ха-ха-ха!

– Го-го-го!

– Потому Бугай, – продолжал Ерш очень серьезно, –и ночует уже пятые сутки в иудейской хате. Чтобы… да-да… локти да колени незастудить вовсе. Сейчас уже холодает!

Снова ржали, Рус оглянулся, из крайней хаты со сгоревшейкрышей поспешно выскочил полуголый муж, по-медвежьи шустро метнулся к бочке сводой. Из полуразрушенного сарая маленькая женщина, почти ребенок, бегом вывелауже оседланного коня.

– А Моряна? – спросил он, уже догадываясь о еезадержке.

Ерш с очень серьезным видом развел руками:

– Бережет ягодицы…

Твердая Рука хохотнул:

– Ну да, ее ягодицы и копьем не проткнешь. Твердые каквалуны. Я когда-то, признаюсь перед боем, рискнул щипнуть, когда она проходиламимо. Пьяный был… Ну и что, потом отлежался, зато могу сказать, какие они наощупь! В ухе позвенело день-два и перестало, зато я единственный, ктознает, что у нее там твердо, как будто тесали из гранита, и горячо, как вкузнечном горне!

Ржали так, что заглушали тяжелый топот. Рус оглядывался,Бугай уже вскочил на коня, женщина бежала следом, простирая руки. Похоже,что-то кричала, Рус видел ее разинутый рот. Наконец Бугай остановил коня, Руспочти видел злость и раздражение на его широком лице. Протянул руку, Русожидал, что ударит или отшвырнет назойливую маленькую иудейку, но она вдругоказалась в его широкой ладони как пирог на деревянной лопате, Бугай зашвырнулее себе за спину, и конь тут же пошел быстрой иноходью.

Бугай догнал их, когда они уже подходили к расчерченномуквадрату поля. По правой стороне толпились самые нетерпеливые, а остальнаятолпа, что сопровождала отряд, бросилась занимать места поближе к черте сбелыми камнями.

Дружинники весело орали Бугаю, свистели. Он недвижимо и угрюмовосседал на своем огромном как гора коне, на его широком лице только Русзаметил тень смущения. Сзади, крепко держась за его широкий пояс, сиделакрохотная женщина с темными как ночь волосами. Чем-то напоминала Ис, только наполголовы меньше, тоньше. Они, как слышал Рус по веселым разговорам, вдвоем сБугаем отыскали в соседней веси двух сестер этой иудейки-маломерки, теперь толи ищут еще кого-то, то ли странным образом сцепились краешками душ, никак немогут разъединиться.

Рус смотрел изумленно на Бугая, всегда диковатый великанчист и ухожен, впервые от него не прет за версту потом, как от старого коня,даже одет в чистую рубашку. Длинный клок золотых с проседью волос красивозаброшен за ухо, в мочке блестит серьга, которой раньше не было.

Маленькая женщина без страха обхватила его тонкими как плетилозы руками, а так как Бугай широк, то прижиматься ей пришлось к его спине всемтелом и даже щекой.

Странная мысль пришла Русу. Даже не в голову, а в сердце.Там защемило, откликаясь.

– Бугай, – сказал он негромко, – только тебя впоединке не будет.

Бугай не успел ни удивиться, ни обидеться, его мысли всегдадвигались со скоростью мельничных жерновов, но Рус видел, как встрепенуласьженщина, с какой отчаянной надеждой посмотрела на него, как заискрились черныеглаза на исхудавшем личике.

– Чего? – прогудел Бугай недоумевающе.

– Ты остался последним из моей родни, – ответил Рус сусилием, но постепенно ощутил, что говорит, возможно, как раз нужное. – Тыда Заринка… Но она девчонка. Ты же силен и могуч. Тебя любят. Если со мной чтостанется… тебе вести племя.