– Моряну? – удивился Рус. – Вы боитесь ее больше,чем мужчин?.. Впрочем, это не зря.

Соломон уже совладал с собой, сказал угрюмо:

– Это против правил.

– Почему?

– Она женщина.

– Она воин, – возразил Рус. – Это у васженщины – тупые овцы. Сидят и ждут, когда их возьмут замуж. А нашиженщины могут все, что и мужчины. Иногда и больше.

Соломон покачал головой:

– Да, но вам сражаться с нашими. А воины нашего народане смогут поднять меч на женщину.

– Вера такая? – не понял Рус.

– Не то чтобы вера… убивали и женщин, и детей, и коз, рубилисады, но мы за эти годы растеряли нашу древнюю жажду крови. Теперь нам будеттрудно всадить копье в женщину, ударить ее топором…

Рус раскрыл уже рот, чтобы возразить, так им и надо, он необязан подлаживаться под противников, но увидел их лица, оглянулся на своих,рассердился. Не для простой победы в бою живет человек, а для победы чести.Если иудеи страшатся драться с людьми, среди которых женщина, он уберет этуженщину. Только бы не сказали, что он воспользовался хоть каким-топреимуществом!

– Моряна, – позвал он. – Тебе придется отложитьтопор.

Она насторожилась:

– Что стряслось?

– Наши противники страшатся тебя. Ты для них вроде грозовойтучи, что развеет всех молниями. Они не соглашаются на схватку за земли. Прошутебя, выйди за края поля.

Ее лицо вспыхнуло, пошло красными пятнами. Губы сталитонкими, а рот стал похож на железный капкан на зверя.

– Я должна сидеть и смотреть?

Он развел руками:

– Тебя боятся больше, чем меня! И даже больше, чем всехнас. Подозревают, что ты – сама богиня Табити.

Дружинники зашумели, с хохотом и шуточками вытолкали Моряну,даже проводили за очерченный край, где вчера для верности выложили ряд крупныхбелых камней. Народ расступился, Моряну трогали, что-то говорили, утешали, оназло стряхивала участливые руки.

Разбросав толпу, через камни прыгнул на боевое поле, преждечем кто успел опомниться, ликующий Твердая Рука. В глазах была мольба иугроза, но Рус только кивнул:

– Быстро соображаешь.

За чертой раздались возмущенные вопли. Несколько дюжихмужчин потрясали оружием, запоздало бросились вдогонку. Твердая Рукаповернулся, показал им фигу:

– Раньше надо было чесаться!

– Ладно, – сказал Рус сурово, – но чтоб дрался нехуже Моряны!

Голоса умолкли, потом на стороне иудеев пронесся ликующийвопль. Все головы разом повернулись, как подсолнухи за солнцем, в сторонуНового Иерусалима.

Темные ворота отворились во всю ширь. Оттуда выступиламонолитная масса, и дыхание Руса на миг остановилось, он не понял, что тамдвижется, а потом из глубин живота поднялся нервный смешок, он ощутил дрожь втеле, понял, что хихикает. Рядом ржали, как большие сытые кони, дружинники, всегромче и раскатистее, закидывая к небу лица. Ерш присел на корточки, веськисло-сладкий от смеха, расплылся как кисель, знаками умолял пощадить, недавать лопнуть от хохота.

Иудеи вышли с огромными квадратными щитами. Настольконесоразмерными малому росту защитников, что уже все русы взревывали от хохота,по мере того как воины противника выдвигались из ворот. Все в металлическихшапках, сапогах с металлическими пластинами, что должны якобы оберегать ноги,но в таких не набегаешься. Только одежду и оружие рассмотреть не удавалось:огромные щиты загораживали даже ноги выше колена. А уже за линией щитоввздымался лес копий. Все непомерно длинные, в два-три человеческих роста,одинаковые по длине, с блестящим металлом на кончиках, но и копья вызвали урусов такой приступ смеха, что вслед за смешливым Ершом без сил приседали накорточки, слезы текли из глаз, лица растекались, как ягодные кисели на широкихблюдах.

– Во, богатыри! – всхлипывал Твердая Рука. –Копья-то, копья!.. Втроем будут держаться!

– А щиты? – хохотал рядом Ерш. – Двасоставить, уже можно жить как в шалаше всей семьей!

– Да как же с ними воевать? – ужасался третий. –Я грибы и ягоды рву только заметные, а ежели под лопухом спрячется –как пить дать прозеваю! А ихние щиты побольше лопухов!

– Да и покрепче, – добавил четвертый с преувеличеннымпочтением. – Может быть, крепче.

– Тогда и копья прочнее соломинок?

– Га-га-га!.. Корову бы сюда! Копья бы поела, а то и щитызаместо лопухов!

– Ну, лопухами подтираться и сами умеем!

Рус всматривался в отряд иудеев со смешанным чувством.Брезгливая жалость странно смешивалась с чем-то похожим на уважение: все-такиборются, вон какой квадрат составили. Если бы шли против таких же мелкокостныхрастяп, то могли бы и одолеть, но против гигантов скифов у них нет надежды.И за копья их самих повыдергивают из строя, и стену из щитов повалят, какбыки валят плетень для гусей.

Иудеи, выравнивая квадрат, как овцы жались друг к другу, шлитесно, мешая друг другу размахнуться. Так и вступили с той стороны боевогополя. Рус рассмотрел, что три ряда идут со щитами, а четвертый и пятый держатдлинные копья, подняв их остриями вверх, бесполезно угрожая синему небу.А следующие ряды так и вовсе не то с топорами, не то с мечами, а заплечами у них всех вроде мешков, не разглядеть…

Поигрывая мускулами, скифы неспешно двинулись навстречу,чтобы сойтись где-то в середине поля. За грядой белых камней справа слышалисьвеселые вопли русов, задорно кричали женщины, подбадривая своих и насмехаясьнад противниками, а на той стороне, где за черной молчаливой стеной застылиродственники иудеев, было гробовое молчание. Одетые в черное, они напоминалистаю ворон.

– Чуют, – сказал кто-то со смешком, Рус узнал голосЕрша. – Будет сегодня у них плач и стон…

– Ничё, – сказал другой грубовато, – мы их утешим!

– Га-га-га!

– Го-го-го!

– Глянь, как жмутся друг к дружке! Не хотят умирать, заразы.Прямо топчут один другого…

– Как же они собирались драться в такой тесноте?

Они сближались, скифы двигались вразвалку, похохатывая. Русвидел, как над головами третьего ряда иудеев взвились голые смуглые руки. Онираскручивали широкие ремни, и у него от недоброго предчувствия дрогнуло сердце.

– Закрыться щитами! – крикнул он.

Рядом Сова удивленно повернул голову. Брови на смеющемсялице воеводы поползли вверх.

– Чего?

– Где твоя осторожность… – начал Рус, но дальше словапотонули в зловещем свисте.