Рэну.

— Твой? — спросил он.

Рэн кивнул, принимая оружие.

— Я тут еще кое-что разглядел, да не стал говорить вслух, — тихо прибавил Рахан. И, внимательно глядя в глаза Рэна, признался:

— Столько лет живу, а никогда еще не видел живого эльна!

— Ну так смотри, — улыбнулся Рэн. — А откуда ты взял, что меч с Вэдонга?

— Очень просто, — отозвался Рахан. — Точно такой же хранится в Румпате.

Рэн вздрогнул и побледнел. Рахан не понял, отчего. Но Марон — понял.

Закрытие и открытие

Костер догорал, и пятеро победителей стояли вокруг него, сжимая в руках добытые в честной борьбе почетные кубки. Строго говоря, победителей должно было быть шестеро, но Саттон лежал сейчас на кровати под присмотром Ливи и Дигета, и его кубок стоял на земле между Мароном и Рэном.

Отпив немного вина, Рахан выплеснул остальное в кучу ало-оранжевых углей. То же самое вслед за ним сделал Марон, потом — Рэн, Хургин… Угли потухали, и к светлому беззвездному небу взметались столбы пепла, дыма и пара, пронизанные синими язычками вспыхивающего спирта.

Это значило, что игры закончены, и им желают светлого и чистого, как спиртовое пламя, пути. Но не допит еще последний глоток, и семь лет спустя вновь соберутся в другой крепости новые участники, чтобы в полночь шестеро победителей встали в круг у потухающего костра.

Сердце кровью обливается, когда видишь, как пропадает хорошее вино. Но что поделать — таков обычай, установленный еще во глубине седых веков…

Костер погас. Марон повернулся через плечо, забрал кубок Саттона и, не оглядываясь, пошел прочь. Рэн и Рахан присоединились к нему.

— Послушай-ка, Рахан, — сказал Марон, когда они отошли достаточно далеко и смешались с толпой расходящихся зрителей. — Ты вроде говорил, что ты шофер? Да? Тогда почему же ты носишь плащ странника?

— Ногу раздробил, — ответил Рахан. — Странствовать пешком уже больше не получается. Хромаю. А в отставку уходить не захотел. Выучился машину водить, теперь на ней странствую с попутными грузами. Сейчас вот команду из Румпаты в Маллен отвез. Хотя, честно говоря, во мне там особой нужды не было, у нас еще шофер есть.

— Вот как? — обрадовался Марон. — А с такой машиной ты справиться сможешь?

И он указал на «Синюю звезду», по-прежнему стоявшую рядом с «Малахитом».

— Смогу, наверное. А что? Ах да, у вас же одного чуть насмерть не убили. Так это ваш шофер был? — догадался Рахан.

— Ну да. И притом единственный, больше никто водить не умеет. Так ты поможешь нам выбраться?

— Помогу, конечно. Только мне надо на вашу машину посмотреть.

— Смотри. Мы сейчас Саттона приведем, он тебе поможет. А зверей, с твоего позволения, оставим тут. И кубки тоже.

Рахан согласно кивнул. Некоторое время он, сидя в кабине, разглядывал рычаги управления. Потом появились Ливи и Дигет, ведя под руки Саттона.

— Ты поведешь? — спросил он. — Давай, я тебе покажу, как разжигать форсунку. А Рэн с Мароном потом подойдут, у них там еще какое-то дело объявилось.

Дело, конечно же, было то самое, о котором говорилось в записке.

— Это? — спросил Марон, указывая на подвальное окно. И вдруг неожиданно с протестующим «Мм!» опустился прямо на землю.

В первое мгновение Рэну показалось, что Марон пьян до невообразимого свинства. Но, заметив двоих вышедших из-за угла малленцев, он понял, в чем дело.

— Н-не пойду! — коснеющим языком бормотал Марон, сидя на земле и водя вокруг себя непослушными руками.

— А ну, вставай! Пошли! — Рэн решил немного подыграть. — Пошли, говорю! Там тебя люди ждут! И машина!

— Ба, да это же крихенский мечник, — расхохотался боец. — Что, дружище? Ослаб?

— Да брось ты его, — распорядился второй, с офицерской бляхой. — Ну подумаешь, надрался. Нам же ясно сказали: никого не трогать, к утру сами все разъедутся.

— Кубок он выиграл, — хмуро пояснил Рэн. — Вот и гудит, в Крихену ехать не хочет.

— И б-буду гудеть, — подтвердил Марон и звучно дыхнул прямо в морду офицерской собаке. — Им-мею право.

Собака, зажав нос передними лапами, вытирала его о траву.

— Пошли, пусть валяется, — проворчал офицер. И, не удержавшись, выругался:

— У, пьянь горчайшая! Не хватало мне еще странников из-под двери убирать!

Как только шаги патрульных затихли вдали, пьяный протрезвел и поднялся на ноги.

— Талант в тебе пропадает, — неожиданно сказал кто-то из-под земли. — Я, на вас глядя, чуть со смеху не помер.

Неприметная обшарпанная дверь в стене внезапно открылась. На пороге стояли два человека, одетые в комбинезоны вроде тех, что обычно носят шоферы. Но, в отличие от шоферских, — угольно-черных от въевшейся сажи, дегтя и жира, эти были белесыми от многократной стирки.

— Заходите оба, — кивнул старший из двоих. — И быстро. Если вас здесь найдут, и вам, и нам крышка.

Марон вошел внутрь и огляделся.

Большая — примерно четыре на четыре шага — была чисто выметена и, похоже, даже вымыта. Черный штурвал, похожий на рулевое колесо, торчал из противоположной стены. А между ним и белой дверью, перечеркнутой крест-накрест двумя ярко-алыми полосами, светилось голубоватым светом небольшое окошечко.

— Что это?

— Если угодно — реактор изнутри. Естественно, через несколько зеркал. Вон тот черный куб внизу — это активная зона.

Пожилой ученый подошел к штурвалу и крутанул его на один оборот вправо. Голубой свет стал ярче, и, приглядевшись, Марон увидел поднимающиеся снизу пузырьки пара.

— А если… вправо до конца? — неожиданно для самого себя спросил он.

— Тогда самое большее через четверть часа от всего Маллена не останется камня на камне.

— А по направлению ветра на двадцать лиг будет безлюдная земля, — прибавил Рэн. — Если только не мертвая, вроде Железных песков в Красной провинции.

— Примерно год назад, — неожиданно произнес молчавший до того второй ученый, — мы вывалили в канаву отходы плутониевого производства. Так их овцы подлизали, потом корова их отогнала, тоже принялась лизать…

— Зачем? — не понял Марон.

— Не знаю. Соленые, наверное. Так вот, корова через две недели почернела и сдохла.

— А овцы?

— Овцы остались живы. Потом, через полтора года, мы их зарезали. Все ноги были в опухолях.

— Рак костей, — пояснил Рэн.

— Там еще береза росла, — добавил пожилой. — На ней все листья побурели, засохли и опали. Это в начале лета. Но на следующий год…

— Что? — спросил Марон.

— На следующий год дерево как ни в чем ни бывало начало зеленеть вновь.

Несколько минут все молчали, пораженные одной и той же мыслью.

— Все-таки деревья сильнее нас, — выразил ее пожилой ученый. — Сильнее и лучше.

— Одного я все-таки себе никак не уясню, — внезапно признался Марон. — Что же такое эта радиация? Как ее понять?

Но