— Ищу Дибенко. Мне очень хочется спросить его… так ли он всёпредставлял? Правильно ли происходящее, с его точки зрения.

— Понятно. Но неужели тебе не нравится это место?

Надя пожимает плечами.

Я протягиваю руку, касаюсь её лица.

— Тепло руки, терпкость вина, прохлада вечернего бриза иаромат цветов, плеск тёплых волн, луна в небе и колкий песок под ногами, —неужели тебе не нравится всё это?

— Для этого существует реальность, — она смотрит мне вглаза.

— А часто ли всё это совпадает в реальности? Здесьдостаточно открыть дверь, — я киваю на неприметную дверку в «японской» частиресторана, — и всё окажется на месте. А тебе никогда не хотелось холоднымосенним утром стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячийглинтвейн из пузатого бокала… и вокруг никого…

— Хозяин этого ресторана — романтик, — говорит Надя.

— Конечно.

— Леонид, всё, что ты назвал — правильно. Но этимудовольствиям — место в реальности.

— Реальность не столь доступна.

— Как и глубина, Лёня. Я не знаю, откуда ты берё??ь деньгидля постоянных визитов сюда, да и не моё это дело. Но миллиарды людей никогдане были в глубине.

— Миллионы людей никогда не видели телевизора.

— Виртуальность не должна быть эрзацем реальности, —убеждённо говорит Надя.

— Да, конечно. Превратим нищих и убогих в накопителиинформации, станем импульсами в электронной сети…

— Леонид, ты знаком с учением александровцев лишьпонаслышке, — убеждённо говорит Надя. — Посети как-нибудь нашу церковь.

Пожимаю плечами. Может быть и побываю. Но в глубине многоинтересных мест. На все не хватит жизни.

— Я пойду, — Надя встаёт. Бросает на стойку бара монетку. —У меня ещё полчаса сегодня… надо посетить пару мест.

— В поисках Дибенко? — киваю я. — А может быть — тёплыйпесок, гавайский пляж и красное чилийское?

Надя улыбается.

— Лёня, это уже не будет работой. Вечерний пляж и вино…захочется продолжения. А виртуальный секс забавен, но только если сидишь дома,в запертой комнате. Я вошла с работы. Шесть компьютеров в комнате, все заняты.Представляешь, какое зрелище я буду представлять для коллег?

Она предельно откровенна и умна. Хорошая девочка. Дай бог,чтобы и в реальности Надя была такой же смышлёной и открытой.

— Тогда — удачи, — киваю я.

— Спасибо, таинственный незнакомец, — Надя наклоняется ичмокает меня в щёку.

— Лёня, маркер! — шепчут булавки на моих плечах.

Достаю платок-вирусофаг и стираю помаду со щеки. Грожу Надепальцем:

— Я предпочитаю оставаться таинственным, девочка.

Кажется, она растерялась. Однако ей хватило выдержки, чтобыразвести руками и неторопливо удалиться.

Блин. Испортила песню, дура!

Так хорошо поговорили…

Залпом осушаю бокал и щёлкаю пальцами подзывая бармена.

— Джин-тоник, один к одному!

Бармен морщится, но смешивает требуемое. Блин. Заказать чтоли, текилы с томатным соком — какую рожу он скорчит?

— Лёня?

Оглядываюсь.

Мой друг-оборотень стоит рядом. Белый костюм, лакированныетуфли, чуть старомодный галстук. Лицо чуть напряжённое.

— Привет, Ромка. Садись.

— Что за девица?

— Ничего интересного.

Мы, дайверы, всегда немножко параноики. Что поделать.

Слишком много желающих узнать наши реальные имена.

Оборотень шумно втягивает воздух, хмурится:

— Она пыталась тебя пометить!

— Я знаю. Не беспокойся, это просто журналистка.

Ромка садится, кивает бармену. Тот корчит жуткую рожу — ноподаёт ему гранёный стакан, наполненный «Абсолютом-пеппер». Мне даже смотретьтяжело, как Роман пьёт. А он, слегка морщась, вытирает рот и возвращает стакан.

Может быть, он в реальности — алкоголик?

Не знаю.

Мы таимся друг от друга точно так же, как от врагов. Мыслишком ценный товар. Глубоководные рыбы, мерцающие колдовским светом уроды,которых мечтает попробовать каждая акула.

— Ты донёс яблочко? — спрашивает Роман.

— Всё в порядке, — откидываю полу пиджака, хлопаю по карманурубашки, где лежит дискета. — Товар на месте.

Оборотень чуть расслабляется.

— А покупатель?

Смотрю на часы.

— Через десять минут. Рядышком, у реки.

— Пошли? — Роман берёт стакан.

Я подхватываю свой, и мы выходим в ту дверь ресторана, чтопрорублена в каменной стене. В маленьком тамбуре я тихо говорю:

— Индивидуальное пространство для нас обоих. Допуск длячеловека, назвавшего код «серый-серый-чёрный».

— Принято, — слышится из потолка. Теперь, сколько быпосетителей не захотело погулять в виртуальном пространстве «Трёх поросят», ихмы не увидим. Только покупателя, которому я загодя сообщил код.

За второй дверью — лес. Дремучий, первобытный, северный.Холодный ветер пронизывает до костей, я ёжусь. Мой спутник к холоду совершенноравнодушен. Может быть, у него более простой шлем — без кондиционера?

Бог знает…

Зарабатывает он не меньше моего, но, может быть, у негоогромная семья. Или Роман и впрямь алкоголик, проматывающий тысячи зелёных засчитанные недели?

За нашей спиной — маленький каменный домик, так выглядят«Три поросёнка» с этой стороны. Идём по тропинке, помаленьку отхлёбывая избокалов.

— Тебе нравится перцовка? — мимоходом спрашиваю у оборотня.

— Да.

Сухо и без малейших комментариев. Хотел бы я знать, Роман,кто ты на самом деле.

Но это невозможно. Виртуальность жестока к неосторожным.

Выходим к реке. Крутой обрыв, схваченный цепким покровомнизкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Рекане то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьётся стая каких-то крупныхптиц — не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко. Над обрывом —столик, на нём стоят бутылки джина, тоника и «Абсолют-пеппера». Ещёникелированный термос, в нём, я знаю, глинтвейн. Вкусный, с корицей, ванилью,мускатным орехом, перцем, кориандром. Рядом три плетёных стула. Садимся рядом,смотрим на реку.