— Здравствуй! Что будешь пить?

— Джин-тоник, со льдом, обычный.

Смотрю, как бармен смешивает напиток. Тоник — настоящий«швепс», джин — приличный «бифитер». Компании, производящие спиртное, позволяютиспользовать в виртуальности образы их продукции за самую символическую плату.Реклама…

«Пепси-кола» вообще бесплатна — это был их рекламный ход.Зато «Кока-кола» стоит ровно столько же, как и в реальности.

И её покупают.

Беру стакан, присаживаюсь за свободный столик. Наблюдаю запосетителями. Это всегда интересно.

Мужчин и женщин приблизительно поровну. Женщины, все как наподбор, красавицы. Самые разные, от блондинок скандинавского типа и донегритянок с антрацитовой кожей. Мужики, в основном, уроды. Нет, на самом делеэто не так. Просто моё подсознание подмечает все глупости в виртуальных личинахмужчин — и диспропорцию излишне мускулистых фигур, и слишком узнаваемыефизиономии киноактёров, налепленные на тела культуристов.

Для женщин милостиво делается исключение. Они все прекрасны.

Делаю глоток джина, расслабленно опираюсь на стойку. Хорошо.

Ни один настоящий бар или ресторан не сравнится свиртуальным. Здесь всегда вкусно готовят. Здесь не приходится ожидатьофициантов. Лошадиная доза спиртного не вызовет похмелья.

А вот опьянеть можно вполне. Как-никак опыт в этом делеесть… и подсознание радостно ныряет в алкогольный дурман. Может быть, в этовремя организм начинает вырабатывать естественные наркотики — эндорфины, незнаю. Во всяком случае, после выхода из глубины опьянение проходит не сразу.

— Можно? — ко мне подсаживается девушка. Светлые волосы,чистая, чуть бледная, матовая кожа, простой белый костюм. На груди медальончикна золотой цепочке — наверняка, какая-то программка. Симпатичная, и, славаБогу, неузнаваемая. Или сама конструировала лицо, или опиралась на редкуюкартину, или нашла в каком-то фильме симпатичную, но не примелькавшуюсямордашку.

— Конечно, — разворачиваюсь к ней. Бармен уже подаёт девушкебокал белого вина. Чилийское, «Император». У девочки хороший вкус.

— Я часто вас здесь вижу, — сообщает девушка.

Дзинь-дзинь! — тревожный звоночек в мозгу.

— Удивительно, — замечаю я. — Не так уж часто я тутпоявляюсь.

— Зато я — постоянно, — говорит девушка.

Ложь.

Я могу выйти из виртуальности, и проверить те два десяткаконтрольных фотографий, что хранятся на компьютере. Посетители бара запоследние два месяца, всегда полезно запомнить новые лица.

Но зачем, я и так помню, что никогда не встречал этого лица…

— Я носила другие лица, — девушка словно угадывает моимысли. — А вы всегда ходите в одном.

— Это дорогое удовольствие, менять образ, — начинаюсамоуничижаться. — Лепить себя из Шварцнеггера и Сталлоне — глупо. А наниматьспециалиста мне не по карману.

— Глубина сама по себе — дорогая штука.

Девушка называет виртуальность глубиной, и мне это нравится.

В отличие от всего остального поведения.

Пожимаю плечами. Странный разговор.

— Простите, вы ведь — русский? — спрашивает девушка.

Киваю. В виртуальности очень много русских — нигде в миреконтроль за машинным временем не поставлен так плохо, как у нас.

— Простите… — девушка покусывает губки, она явно волнуется.— Я, наверное, крайне бестактна, но… как вас зовут?

Я понимаю.

— Не Дмитрий Дибенко. Вас ведь именно это интересует?

Девушка испытующе смотрит мне в лицо, потом кивает. Залпомдопивает вино.

— Я не лгу, — мягко говорю я. — Честное слово.

— Верю, — девушка кивает бармену, потом протягивает мнеруку. — Надя.

Пожимаю ладонь, представляюсь:

— Леонид.

Вот и познакомились, теперь можно на «ты». Глубинадемократична. Излишне вежливый тон здесь — оскорбление.

Девушка откидывает волосы назад, жест естественный икрасивый. Протягивает бармену бокал, тот шустро наполняет его вновь. Окидываетвзглядом зал.

— Как ты думаешь, а он действительно посещает виртуальность?

— Не знаю. Наверное. Ты журналист, Надя?

— Да, — она секунду колеблется потом достаёт из сумочкивизитку, протягивает мне: — Вот…

Визитка полная — не только интернетовский адрес, но иголосовой телефон, имя и фамилия. Надежда Мещерская. Журнал «Деньги». Репортёр.«Виндоус-Хоум» молчит — значит, визитка чистая, это и впрямь только адрес, безвсяких сюрпризов. Прячу визитку в карман, киваю:

— Спасибо.

Ответной любезности, увы, не будет. Но Надя на неё и нерассчитывает.

— Странная вещь, эта глубина, — бросает она, отпивая вино. —Вот я сейчас в Москве, ты — где-нибудь в Самаре, тот мальчик — в Пензе…

«Мальчик», похожий на смазливого мексиканца из телесериала,замечает её взгляд и гордо выпячивает подбородок. Да, в наблюдательности Надене откажешь, он и впрямь русский…

— Вон толпа америкосов, — без малейшей почтительностипродолжает Надя, — вон тот чудик — явный японец… видите, какие глаза себенарисовал? У каждой нации свои комплексы… И вот мы валяем дурака внесуществующем ресторане, за бокалом воображаемого спиртного, сотни компьютеровжгут энергию, процессоры греются от натуги, телефонные линии перегоняютмегабайты бессмысленной информации…

— Информация не бывает бессмысленной.

— Да, пожалуй, — Надя бросает на меня быстрый взгляд. —Скажем так — неактуальной информации. И всё это — новая эра мировой технологии?

— А чего ты ожидала? Обмена файлами и разговоров о частотепроцессоров? Мы ведь люди.

Надя морщится.

— Мы люди новой эпохи. Виртуальность может изменить мир, амы предпочитаем гримировать её под старые догмы. Нанотехнология, используемаядля имитации выпивки — это хуже, чем микроскоп для забивания гвоздей…

— Ты — «александровка», — догадываюсь я.

— Да! — с лёгким вызовом отвечает Надя.

Александровцы — последователи одного писателя-фантаста изПитера. Они не то выступают за сращивание человека с компьютером, не то ожидаютот виртуальности каких-то немыслимых благ.

— Так что же ты делаешь в этом бессмысленном заведении? —спрашиваю я.