— Не надо, — буркнул я. Мы выпили. Ласмечтательно произнес:

— Все-таки есть что-то в нашей ситуации!Огромный пустой дом! Сотни квартир — и в них живет девять человек… если вместес тобой. Что тут можно творить! Дух захватывает! А какой фильм можно снять! Вотпредставь себе клип — роскошные интерьеры, пустые рестораны, мертвые прачечные,ржавеющие тренажеры и холодные сауны, пустые бассейны и затянутые пленкой столыв казино. И по всему этому великолепию бредет молоденькая девочка. Бредет ипоет. Неважно даже, что.

— Снимаешь клипы? — насторожился я.

— Да нет… — Лас поморщился. — Так… разок однойзнакомой панковской группе помог клип снять. Его по МТВ прокрутили, но потомзапретили.

— А что там было ужасного?

— Ничего особенного. — сказал Лас, — Песня какпесня, совершенно цензурная, даже про любовь. Видеоряд был странный. Мы егоснимали в больнице для лиц с нарушениями двигательных функций. Поставилистробоскопы в зале, включили песню «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня» ипозвали больных — танцевать. Они и танцевали под стробоскоп. Как могли. А потомна эту картинку мы новый звуковой ряд положили. Очень стильно вышло. Нопоказывать это и впрямь нельзя. Нехорошо как-то.

Я представил себе «видеоряд» — и меня передернуло.

— Плохой из меня клипмейкер, — признался Лас.— Да и музыкант… Один раз мою песню по радио прокрутили, глубокой ночью, впередаче для всяких отморозков. Что ты думаешь? Тут же позвонил на радиоизвестный композитор, сказал, что он всю жизнь своими песнями учил людейдоброму и вечному, но эта, единственная песня перечеркнула труд всей его жизни…Вот ты вроде одну песню услышал — она плохому учит?

— По-моему, она издевается, — сказал я. — Надплохим.

— Спасибо, — грустно сказал Лас. — Но ведь вчем беда — многие не поймут. Решат, что это всерьез.

— Так решат дураки, — попытался я утешитьнепризнанного барда.

— Так их-то больше! — воскликнул Лас. — Апротезы головы пока несовершенны…

Он потянулся за бутылкой, разлил водку,сказал:

— Ты заходи, если снова понадобится, несмущайся. А потом я тебе ключ от одной квартиры на пятнадцатом этаже достану.Квартира пустая, но унитазы стоят.

— Хозяин против не будет? — усмехнулся я.

— Ему уже все равно. А наследники все никакподелить площадь не могут.

К себе я вернулся в четыре утра. Слегкапьяный, но на удивление расслабившийся. Все-таки настолько иные людивстречаются нечасто. Работа в Дозоре приучает к излишней прямолинейности. Этотне курит и не пьет, он хороший мальчик. А этот ругается матом, он плохой. Иничего не поделать, нас в первую очередь интересуют именно такие: хорошие — какопора, плохие — как потенциальный источник Темных. Но то, что люди бывают оченьразными, мы как-то забываем… Бард об Иных ничего не знал — в этом я был уверен.И если бы мне довелось вот так посидеть полночи с каждым обитателем «Ассоли» —я составил бы точное мнение о каждом. Но подобных иллюзий я не строил. Некаждый предложит войти, не каждый станет разговаривать на отвлеченные темы. Аведь кроме десяти жильцов есть еще сотни людей обслуживающего персонала —охранники, сантехники, рабочие, бухгалтеры. Мне не хватит никаких разумныхсроков, чтобы проверить всех! Умывшись в душевой кабине — в ней нашелсякакой-то странный шланг, из которого можно было струйкой пускать воду, — явышел в свою единственную комнату. Надо поспать… а завтра с утра попытатьсяпридумать новый план.

— Привет, Антон, — донеслось от окна. Я узналголос. И мне сразу стало тоскливо.

— Доброй ночи, Костя. — сказал я. Как-тонеуместно прозвучало слово «доброй». Но пожелать вампиру злой ночи было бы ещеглупее.

— Могу я зайти? — спросил Костя. Я подошел кокну. Костя сидел на подоконнике спиной ко мне свесив ноги вниз. Он былсовершенно голый. Будто сразу демонстрировал — не по стене влез, а прилетел кокну огромной летучей мышью. Высший вампир. В двадцать с небольшим лет.Способный мальчик…

— Думаю, что нет, — сказал я. Костя кивнул ине стал спорить.

— Как я понимаю, мы делаем одно дело?

— Да.

— Это хорошо, — Костя повернулся, белозубоулыбнулся. — приятно с тобой работать. А ты и впрямь меня боишься?

— Нет.

— Я многому научился, — похвастался Костя.Совершенно по-детски.

— Ты не научился, — поправил я его. — Тымногое украл.

Костя поморщился:

— Слова. Обычная Светлая игра словами. Выпозволили — я взял. Какие претензии?

— Будем пикироваться дальше? — спросил я. Иподнял руку, складывая пальцы в знаке Атон, отрицании неживого. Давно собиралсяпроверить, работают ли древние северо-африканские заклятия на современнуюроссийскую нечисть. Костя с опаской посмотрел на незавершенный знак. То ли знало таком, то ли повеяло Силой. Спросил:

— А тебе разрешено демаскироваться?

Я с досадой опустил руку:

— Нет. Но я могу и рискнуть.

— Не надо. Скажешь — сам уйду. Но сейчас мыделаем одно дело… надо поговорить.

— Говори, — подтаскивая к окну табуретку,сказал я.

— Значит, не впустишь?

— Не хочу оказаться ночью наедине с голыммужиком, — усмехнулся я. — Мало ли чего подумают. Излагай.

— Как тебе собиратель футболок?

Я вопросительно посмотрел на Костю.

— Тот, с десятого этажа. Он футболки сзабавными надписями собирает.

— Он не в курсе. — сказал я. Костя кивнул:

— Тоже так считаю. Тут заселены восемьквартир. Еще в шести жильцы появляются время от времени. В остальных — оченьредко. Я уже проверил всех постоянных жильцов.

— Ну и?

— Пусто. Они ничего не знают о нас.

Я не стал уточнять, откуда у Кости такаяуверенность. В конце концов, он высший вампир. Такие способны входить в чужойразум с легкостью опытного мага.

— Остальными шестью займусь с утра, — пообещалКостя. — Но особых надежд у меня нет.

— А предположения имеются? — спросил я. Костяпожал плечами: