Господин Левшин нажал на изогнутую серебряную ручку, приподняв меня на руках, и тут же опустил с другой стороны порога.

Миновав невидимую границу между покоями и коридором, я явно ощутила напряжение, будто бы пришлось пройти через неосязаемый заслон. Удивленно запрокинув голову, получила незамедлительный ответ:

— На покоях — защита. Она не впустит никого ни внутрь, ни наружу. Только вас и меня. — Господин Левшин с подозрением вгляделся в мое лицо, словно убеждаясь, все ли понятно. — Ни дворецкого, ни камеристку, — добавил он на всякий случай, — так что одеваться придется самой. Еда будет доставляться на подносе через пламенный портал.

Увидев мою настороженность, продолжил:

— В комнате сможете найти все необходимое для удобного пребывания. Гардероб доставлю сегодня же сам, забрав из пансиона вместе с письмами графа Никитина. Ясно?

Пройдя вглубь комнаты, я поняла, что новые покои тоже кружатся, только на этот раз сильнее, чем внизу. Осознавая, что едва держусь на ногах, попросила:

— Если позволите, сегодня я бы не стала есть.

— Не позволю. — Его сиятельство был непреклонен. — Со вчерашнего дня за вас отвечаю я, и мне бы не хотелось оправдываться перед судом за то, что вашему здоровью нанесен урон.

Развернувшись на носках туфель, маркиз сделал несколько шагов вдоль коридора, еще раз обернувшись напоследок:

— Комнаты не покидать, Ольга! Что бы ни случилось.

И, вспыхнув в волне пламени, Николай Георгиевич исчез.

Едва маркиз доставил обещанный ужин юной графине, золотая императорская звезда на его груди настойчиво завибрировала, призывая в кабинет цесаревича. И министру не осталось ничего иного, как, забыв про отдых, заложить новые координаты для переноса: все же использовать императорский переход не хотелось.

Пламенный портал открылся мгновенно, только выпускать маркиза не желал еще с минуту. Неукротимый огонь на сей раз подчинялся с трудом: поначалу лишь ластясь к Левшину, вскоре он уже настойчиво лизал ладони, подбираясь острыми зубами к самой коже, пока впервые не обжег хозяина. Едко запахло паленой тканью, и последний огненный маг империи явился в личный кабинет цесаревича, когда от его одежды шел сизоватый дым.

— Еще немного, ваше императорское высочество, и кожа стала бы плавиться, — пожурил правителя Николай Георгиевич. — Что такое? К чему проверки?

Как всегда, наследник ожидал министра в зеленом кабинете — единственном помещении петергофского дворца, защиту которого проверял сам огненный маг. И остался ею доволен не с первого раза, нажив себе немало врагов среди высоких родов.

Павел Алексеевич смотрел в окно. Широкое лицо его было по-прежнему молодым, хотя на русых висках уже проступила первая седина. Ярко-синие глаза под низкими бровями глядели на министра выжидающе, а в голосе сквозили торопливые нотки:

— Ни к чему эти условности, Коля. Оставь их для двора. Что узнал?

Позволив себе не ответить на прямой вопрос, цесаревич был сосредоточен на другом. Крепкими пальцами, чуть полноватыми для его ладоней, он откупорил высокий графин с широким горлышком, до краев наполненный прозрачной жидкостью. Опустив в него фамильный перстень, обождал с полминуты. Аквамарин остался изначального морского цвета, и лишь после этого цесаревич подал бокал другу:

— Не дальше как на прошлой неделе водка в этом графине оказалась отравленной. Прямо в кабинете, представляешь? О чем только думали? Ведь знают, что мне подчиняется водная стихия, так на что надеялись?

— Виновные? — Маркиз удивленно приподнял бровь, остановившись у мягкого кресла и слегка покачивая бокал в руке. А вот садиться раньше государя не стал, несмотря на то что дружил с цесаревичем со времен учебы.

— Найдены, — скучающим тоном ответил наследник. — Большей частью чернь из низов, так называемые революционеры. Но был среди них и барон Крылов. Мелочь, конечно, и дара в нем родового немного, а все же неприятно. Придется теперь казнить. Хорошо хоть род Крыловых большой и наследников дара в нем сыскать можно — не то что у тебя. Случись измена за тобой, и стихия огня была бы утеряна для империи, а мы уже и так остались без некромантов Воробьевых…

Цесаревич говорил шутливо, но все же маркиз понимал всю серьезность ситуации. Лишь за последний месяц на его императорское высочество покушались трижды, и всякий раз концы уходили в высокие роды империи. Теперь вот еще и с главным алхимиком разбираться придется. Да и род Воробьевых, о котором так не к месту вспомнил цесаревич, поднялся из пепла, а ведь считалось, что утраченного дара не вернуть…

Тяжело выдохнув, министр подумал, что дело это нужно закрывать быстро, потому как здоровье старого императора не давало даже капли надежды. Целители осматривали бессознательное тело ежедневно, и с каждым днем отчеты становились все хуже.

Месяц? Может, и того меньше.

Промедление грозило обернуться не просто изменой или каким мелким бунтом. Впервые над Староросской империей нависла угроза смены государственной власти, и вот это по-настоящему пугало Николая Георгиевича. Колесо войны запустить всяко легче, чем остановить, а там оно сметет не только цесаревича…

Понимая опасения друга, наследник удобно устроился в мягком кресле, приглашая того в компанию. Не желая сгущать краски раньше времени, залпом отпил огненной воды, шутливо приказав:

— Да пей ты уже! Иначе из тебя слова не вытянешь.

Достав из стола золотой портсигар, щедро украшенный аквамаринами, он предложил Левшину толстую сигару, от которой терпко пахло теплыми смолами. Выжидающе усмехнулся:

— Зажжешь? Как-то неудобно в присутствии мага огня баловаться спичками.

Мужчины дружно рассмеялись, пока игривый огонек перескакивал с одного кругляша табака на другой. И лишь когда тонкий дымок изящными витками поднялся над головами, наследник императора серьезно спросил:

— Что с графиней Ершовой? Думаешь, замешана? Мне сообщили, что последняя разработка ее отца помимо прочего наконец-таки позволит восполнить брешь в государственной казне, надолго заткнув рты бунтовщикам. И вот теперь граф мертв, а его секрет утерян.

Маркиз сделал глубокую затяжку. С минуту выжидающе глядел в окно, где уже начинала заниматься заря, а потом честно ответил:

— Знаешь, Павел, сложно. Множество улик указывает на причастность ее семьи к заговору. Но что-то заставляет думать, что смотреть нужно глубже. Сегодня на опознании открылось, что тело алхимика принадлежит вовсе не ему. Духовная друза соврала…

— Ошиблась?! Быть такого не может!

— Не может, — согласился маркиз. — Потому и утверждаю: соврала. Да и труп… похож на графа Ершова, но родимое пятно не на той руке.

Цесаревич на мгновение задумался, уточнив:

— Думаешь, жив? Если существует хотя бы шанс отыскать его — нужно найти. Все же единственный стоящий алхимик в империи, и если он к тому же невиновен…