— Я не знала их так хорошо, как вы, Джулия. Когда случиласьэта драма, я была в Америке, читала там лекции. Так, что все подробности прошлимимо меня.

— Эта драма вся окутана тайной. Никто ничего не знает. Былостолько различных догадок!

— А расследование было?

— Конечно. Но полиция пришла к выводу, что это было двойноесамоубийство.

— А не возникало предположения, что в данном случае имеломесто преступление?

— О нет! Преступления не было. Ведь не обнаружили никакихпризнаков того, что их застрелил кто-то другой. Они, как обычно, после чаявышли прогуляться. И не вернулись к обеду. Слуги забеспокоились, стали ихискать и обнаружили мертвыми. Револьвер лежал между ними.

— А револьвер принадлежал генералу?

— О да. У него их было два. Бывшие военные не любятрасставаться с оружием. Я думаю, что таким образом они чувствуют себя в большейбезопасности. Второй револьвер нашли в доме, в ящике стола. Скорее всего, уходяиз дома, револьвер взял он. Не думаю, что это могла сделать Молли… И никто незнает, какова же была причина этого самоубийства… И никогда не узнает. — Имиссис Карстерс печально покачала головой.

— Это так. А что вы слышали об этом?

— Люди любопытны.

— Вы правы. Люди очень любопытны. Кое-кто полагал, чтогенералу сказали, что он скоро умрет от рака. Но это не так. Вскрытие показало,что он был совершенно здоров. Сердце у него тоже как будто было нормальное.Правда, Молли всегда была очень нервной.

— Я помню это, — кивнула Ариадна Оливер. — Она была впарике?

— Точно не помню. Но она всегда носила один из своихпариков.

— Я вот что подумала: если вы собираетесь застрелиться илизастрелить своего мужа, вряд ли вы наденете парик.

Дамы обсудили этот вопрос с определенным интересом.

— А что еще говорили о них, Джулия? — спросила миссисОливер.

— Болтали, что там была женщина. Секретарша, которой ондиктовал свои мемуары. Я думаю, у него был договор с каким-нибудьиздательством. Полагали, что у него связь с этой девушкой, хотя она не особенномолода, ей было за тридцать, и не очень симпатичная. Но я не слышала, чтобымежду ними были кз — за нее скандалы. Но если он хотел жениться на этойдевушке, зачем он стрелял в себя? Нет, я не верю этому. Говорили, что у Моллибыла какая-то история. Как будто в то время, когда они жили в Малайе. Какой-точеловек, моложе ее, ну и все в этом роде. Говорили, что был небольшой скандал.Но я не верю в это.

— У них было двое детей, — задумчиво проговорила миссис Оливер.— Девочка, как я уже говорила вам, моя крестница.

С некоторым сомнением миссис Оливер осмотрела три ступенькии входную дверь ветхого деревенского дома. Под окнами цвело несколькотюльпанов. Она открыла маленькую записную ??нижку, чтобы удостовериться, что онанаходится именно перед тем домом, который ей нужен. Поискав глазами кнопкузвонка и не обнаружив ее, она осторожно постучала в дверь висевшим на неймолоточком. Не дождавшись ответа, постучала снова. Наконец за дверью раздалоськакое-то шуршание, вздохи и бормотание. Дверь, скрипя, медленно открылась, в еепроеме стояла очень старая, сгорбившаяся женщина с морщинистым лицом. Взгляд еебыл неприветлив, судя по всему, она не одобряла вторжение посторонних лиц,«крепость англичанки».

— Что вам угодно? — холодно начала она, замолчала ивоскликнула радостно:

— О, кто пришел! Мисс Ариадна!.. Ну и дела! Входите же, миссАриадна!

— Просто удивительно, что вы сразу узнали меня, миссисМэтчем! — сказала Ариадна Оливер. — Как вы поживаете?

Она подумала о том, как много времени прошло с тех пор,когда ее называли мисс Ариадна.

— Входите же, моя дорогая! Вы выглядите просто прекрасно!Совсем не изменились. Боже мой. Сколько же лет прошло, с тех пор, как мывиделись. Наверное, лет пятнадцать.

Прошло, конечно, гораздо больше пятнадцати, но Ариадна нестала ее поправлять. Закрыв дверь, чуть прихрамывая, миссис Мэтчем повелагостью в комнату, в который по-видимому, принимала всех посетителей, и желанныхи нежеланных, из тех, кого допускала в свою крепость.

Все стены комнаты были завешаны фотографиями, на которыхбыли запечатлены и дети, и взрослые. Некоторые из них были вставлены в красныекожаные рамки, иные немного потрескались от времени.

В комнате стояли диван и два стула, на один из которых иуселась миссис Оливер. Старая леди, кряхтя, устроилась на диване, с некоторымтрудом подоткнув под спину подушку.

— Мне очень приятна видеть вас, моя дорогая. Вы по-прежнемупишете свои прелестные рассказы?

— Да, — кивнула головой миссис Оливер, подумав с некоторымсомнением, что детективы, где убивают и грабят, вряд ли можно назвать«прелестными рассказами».

— А я теперь осталась совсем одна, — посетовала миссисМэтчем. — Вы помните сестру Грейси? Прошлой осенью она умерла… Рак…Прооперировали, но оказалось поздно.

— О, дорогая, я глубоко сочувствую вам! Следующие десятьминут разговор шел об умерших родственниках старой девы.

— Я все о себе, — сказала миссис Мэтчем. — А как выпоживаете? Как ваше здоровье? А ваш муж? Ах да, я забыла, что несколько летназад он скончался. А что привело вас сюда, в Литтл Солтери Майнор?

— Я была здесь по соседству, — соврала миссис Оливер, ипоскольку у меня оказался с собой ваш адрес, я подумала: забегу, посмотрю навас, вспомним былое…

— Так приятно поболтать о прежних временах. Только этоудовольствие и осталось у нас, стариков.

Миссис Оливер облегченно вздохнула, услышав, что миссисМэтчем не прочь поддаться воспоминаниям. Ведь именно это и послужило причинойее визита.

— Как много у вас фотографий, — сказала она. — И это,наверное, ваши воспитанники.

— Большей частью. Знаете, я год и три месяца жила в приютедля стариков с каким-то совершенно дурацким названием «Дом заката солнца исчастья». Больше я не выдержала. Там все устроено очень глупо: не разрешалосьиметь ни одной из своих вещей — все казенное. Хотя там все благоустроено, номне нравится, когда меня окружают мои собственные вещи. Моя мебель, моифотографии. Там в Совете приюта была одна приятная дама, и она помогла мнеустроиться вот так. Ко мне каждый день приходит их работник и смотрит, все ли уменя в порядке, в чем мне нужна помощь. Это очень удобно.