ты особенный и выдающийся, ответственность на тебе неизбежно больше, чем на остальных. Кстати, а ты подумал над тем, что я тебе ещё на Самобыте говорил о твоей собственной судьбе?

— Так, поверхностно, — пожимает плечами Витс. — Я был так увлечён работой над кораблём, что всё как-то не до того было. И я… я всё ещё не верю, что стал подлецом просто из-за того, что, грубо говоря, пошёл не в тот вуз.

— Поскольку ты — несостоявшийся художник, я тебе советую в самом буквальном смысле обрисовать свою жизнь. Нарисуй какую-нибудь серию портретов, или комикс, или что-то вроде того. Прямо с самого детства, прямо с первых воспоминаний. И тогда ты увидишь, прав я или нет.

— Ладно, я попробую.

Витс уходит в отсек управления, вооружившись большим листом бумаги и карандашом. Этакими комиксовидными набросками он пытается обрисовать свой жизненный путь.

Итак, детство. Вроде бы всё хорошо — родители души не чаяли в Витсе, он их тоже любил. В школе у Витса было не очень много друзей, поскольку он был застенчивым, тихим и часто уходил в мир собственных фантазий — кстати, неизменно с карандашом в руке. И всё же Витс был счастлив. Окружающий мир казался неиссякаемым источником радости…

Стоп, стоп. Зачем уходить в мир фантазий, если в реальности всё хорошо? Нет, одно другому не мешает — реальный и воображаемый мир могут гармонично сосуществовать… но равновесие между реальностью и миром грёз у Витса нередко нарушалось, и точно не в пользу первого. В чём же дело? Конечно, случались всякие неприятности — но это неизбежный элемент жизни. Ну, время от времени ссорились родители, ну и что с того… да, после ссор они какое-то время не разговаривали, а Витса настраивали… друг против друга, переманивали каждый на свою сторону! И при этом они повторяли, что желают Витсу только добра…

Вот! Его использовали как инструмент для выяснения отношений! Послушный, наивный мальчик не понимал этого…

Хорошо, одной загадкой меньше. Но это явно не корень всех бед. Что дальше? Подростком, под влиянием гормональных сдвигов, Витс обрёл некоторую дерзость, которую с удовольствием выплёскивал в слегка хулиганских комиксах и едких карикатурах. Их заметила однажды одна учительница, и… Витс стал настоящей звездой всех школьных выставок рисунков. К концу школы Витс решил, что пойдёт учиться на художника. Но родители, особенно отец, были категорически против и настаивали, чтобы Витс стал актёром. В один голос, даже не ссорясь, они твердили, что их сын достоин лучшего, что быть художником не «престижно», что ему не будут платить, что все художники — сплошь бомжи и пьяницы… Витс, тем не менее, попробовал настоять на собственном выборе. Однако родители ловко переобулись в воздухе и изменили тактику: они начали давить на жалость и совесть ещё неокрепшего Витса. Мол, они всегда только и заботились о том, чтобы любимому сыночку было хорошо, желали ему только лучшего, только добра, старались изо всех сил, заботились о его будущем — а он, неблагодарный, не ценил этого. Совестливый Витс не смог воспротивиться и пошёл учиться на драматического актёра, как и хотели родители. И вроде бы всё оказалось не так уж плохо, но…

Стив был прав! Абсолютно, совершенно прав! Именно в тот момент что-то надломилось глубоко внутри Витса. С каждым днём он становился всё более эгоистичным, жадным и злым, настоящим подлецом, готовым на любую низость ради того, чтобы возвыситься самому. А когда Витс, уже прославившись в театральных кругах, получил первую главную роль в кино и был тепло принят даже самыми требовательными критиками, его характер одновременно ожесточился и изнежился. Витс начал требовать к себе отношения, как к звезде первой величины, скандалил, если ему хотя бы на день позже выплачивали гонорар, коварными путями ломал судьбы потенциальным соперникам. Когда родители попытались закономерно присоседиться к успеху Витса, тот публично назвал их нахлебниками и завистниками. Этим же «званием» Витс наделил и немногочисленных друзей. Собственно, скоро друзей у него не осталось совсем. Совесть и сострадание стали Витсу чужды. Его интересовала только слава, деньги и собственное удовольствие. Поэтому триллион фунтов стерлингов был всего лишь…

Стоп. Неужели всё то зло проснулось в Витсе исключительно из-за неудачи с выбором собственного жизненного пути? Неужели родители, которые вроде бы как желали ему только добра, виноваты во всём этом кошмаре?

Или Витс просто изначально был злым?

Или произошло что-то ещё, чего он не изобразил?

Нет, самому не разобраться…

— Стив, я п-последовал т-твоему с-сов-вету, н-но п-понял, чт-то нич-чего не п-понял, — застенчиво возникает Витс со стопкой рисунков в руках у каюты терраформа.

— Давай посмотрим, — добродушно улыбается Стив.

Дрожащей рукой Витс раскладывает на столе перед терраформом свои рисунки.

— А рисуешь ты действительно здорово, — замечает Стив. — Руки у тебя из правильного места растут.

Витс отвечает на этот сдержанный комплимент, скромно пожав плечами:

— Практики давно не было, но что-то я вроде могу ещё накалякать.

— Ха, «накалякать»… так, посмотрим… ну, не знаю, что тут тебя смущает — всё ясно. Я был прав — сломался ты именно в то время, когда тебе не дали выбрать собственный путь.

— Да, но… не в этом дело. Почему я стал злым? Неужели в этом виноваты только мои родители? Может, я уже родился негодяем и ничего уже не смогу с собой сделать? М-может, я з-зря п-пыт-таюсь ст-тать х-хорош-шим?..

К глазам Витса подступают слёзы отчаяния. Но выбраться наружу им не даёт уверенный голос мудрого Стива:

— Когда мы приходим в этот мир, добра и зла в нас примерно поровну. Небольшие отклонения в одну или другую сторону, конечно, могут быть из-за генов, но личность разумного существа определяет не только геном. Добрыми или злыми мы становимся уже под влиянием множества других факторов.

— Но почему я выбрал именно зло? Я же мог смириться, или, наоборот, настоять на своём, или… ну, хоть что-то сделать такое, что никому впоследствии не навредило бы?

— Ты был просто слаб. Зло — выбор слабых.

— Почему?

— Зло всегда проще, чем добро. Зло быстро возвышает тебя за счёт страданий других, а добро — это довольно тяжёлый труд, причём далеко не всегда благодарный.

— Разве добро — это тяжёлый труд? Но почему тогда… я тут прочитал недавно в Энциклопедии, что крысы освобождают сородичей из клетки и делятся с ними шоколадом, хотя опыт строят так, что они могут этого не делать, могут просто съесть шоколад и убежать? Если на добро, на бескорыстную помощь способна даже неразумная крыса, почему не все разумные существа добрые?

— Если ты