– Послать за отцом Николаем!

– Я так долго все это не удержу! – возмутился Пуня. – Может, только если кофейку нальете?!

Но к счастью, батюшка пришел практически сразу. Звать не пришлось, он сам отправился к нам – предчувствие! И запасся всем необходимым для изгнания нечистой силы. Вслед за ним явились Дерема, Яша, Земта и Атора. Наверное, их вызвал Тул Мишель. Дерема сразу определила, кто вселился в Зингер.

– Душа чистокровного арабского скакуна из пещеры. Лана, тебе придется его самой объезжать…

С Мишель остался только Матвей, остальные вышли из комнаты. Грохот там стоял неимоверный с полчаса примерно. Мишель несколько раз вскрикивала. Сетовала на разбитую фурнитуру, даже всплакнула немножко. Когда все утихло, дверь открыл Матвей с большущим фингалом под глазом.

– Ну как?! – осторожно спросили мы.

– Стальным аршином и машинным маслицем, эт-само. Угомонился! Но к шитью машинка вряд ли пригодна. Все равно слишком норовистая.

Я потихонечку заглянула в открытую дверь. Растрепанная Мишель сидела на стуле и охала. Вокруг были разбросаны обрезы с шелком, размотанная лента и кружева, осколки бус и дорогих пуговиц. Зингер время от времени продолжал стучать лапкой и вращать маховым колесом. Из угла на него недовольно пыхал профессор Пуня.

– Дайте-ка я попробую. – Батюшка Николай пришел на помощь. Дверь опять закрыли. Где-то через час мятущаяся душа была изгнана из Зингера. Забегая вперед – через два дня нам позвонили Кукушкины. Когда батюшка Николай изгонял вредный дух из швейной машинки, рожала их молоденькая кобылица. Роды оказались очень трудными. Не думали, что даже сама она выживет. И чудо… Вздохнула легко и разродилась. Жеребенок оказался не ее масти, а чистокровный арабский скакун – видно надуло из дома Мишель.

В тот вечер мы с Семеном тоже оказали посильную помощь в зачистке дома. В ванной я выделила странную субстанцию, распевающую строевые песни приятным тенором. Юрьевна полностью оправдала надежды Мишель. Настоящий комендант! Дом купца старый, уже давно свою душу имеет, признал, уважил Раису за сильный и справедливый характер. Все пришлые и старые призраки ей показал. Душа служивого задержалась в ванной и в туалетной комнате. Дисциплинированная, обожающая чистоту и порядок, пришлась кстати и была зачислена в фонд уборщиц. Профессор Пуня взял шефство над двумя призрачными кошечками.

Но были и вредные, буйные призраки. С ними пришлось бороться с переменным успехом. Время летело быстро, на улице темнело. Мы было уже решили заночевать у Мишель, но мне на сотовый позвонил перепуганный и растроенный дед Василий. С Катей плохо! Вызвали «Скорую», и Шкафчиков там. За нами машину послали. Одному из освобожденных из пещеры помочь уже нельзя – скончался… – Дед заплакал и больше разговаривать не смог. Позвонили Вячеславу, трубку взяла Анна, дочь Василия. Сказала, что дело с вампирской чертовщиной завязано и детей лучше в дом не везти. Мишель коротко переговорила с Анной, посерьезнела, обещала приехать, как только сможет.

Мы проверили детей, их пришлось оставить на попечении Матвея и девочек-швей. Не помню от волнения, как вышла на улицу. Каким-то образом медведь Арсений был уже в курсе происходящего. Он проскрипел, прощаясь со мной и Семеном, нервно-металлическим голосом:

– Будьте благословенны и осторожны! В Кряжнике держали подкормку из живых людей для очень странных существ. Может, в ваш дом такая же зараза попала. Правильно, что детей с собой не стали… – Он умолк.

На большой скорости с сиреной у дома завизжала, тормозя, полицейская машина. Антон распахнул дверцу:

– Запрыгивайте! – сказал он нам с Семеном.

Сердце колотилось – что же произошло дома?!

– Прохор, тот, что умер, на вид лет двадцати. Был очень слабый и болезненный. Главврача с медсестрой и инфекционистом из больницы мы сразу привезли, чтобы освидетельствовать найденных. Ни у кого ничего серьезного… Анна Верховцева местная, по состоянию ей десять лет, а пропала тридцать лет назад. У неё анемия, похоже. Ее родители-алкаши давно умерли. Ещё там целая семейка – Константин Сермяжин, сорока пяти лет, его жена Варвара, пятидесяти лет и дети Максим двадцать два года и Юля двадцать три года. Они жили в соседней деревне у молокозавода. Сгинули одиннадцать лет назад, когда их дом сгорел. Трупов тогда не нашли. Но соседи уверяют, что дом они покинуть не могли и точно там были. По моему мнению, семейка слегка зомбанутая, но так ничего. Вячеслав с Катей решили всех на время приютить, а там, как получится… Прохор этот – странный кадр. Одет был по-старинному, как купец. Часы на цепочке – тысяча восемьсот тридцатого года, золотые с вензелем. Перед сном подарил их Вячеславу, попросился в сад воздухом подышать, его Катя отвела. Он правда вначале сопротивлялся, уверял, что сам. Поздний час уже был, Василий за ними пошел, а там – парень мертвый. Да какой! Высохшая мумия, будто лет двести, как помер. А Катя без сознания. Дальше хуже… Дарья, не нервничайте! Нам сейчас сильными быть нужно! Особенно вам… Скоро приедем. – И он выдавил из «газика» полную скорость.

Больше не разговаривал, сосредоточившись на дороге. Деревья впереди смыкались шатром, а потом мелькали, шарахаясь на обочины. Ночь цеплялась за мигающие огни полицейской машины. Мы летели сквозь неё с берущей за душу надрывной сиреной. Сырой прохладный ветер из открытой форточки шершаво скользил по лицу, хватался за шею, пробивая ознобом.

На воротах нас ждал Василий. Открыл их и неуклюже побежал за въехавшей машиной. Он старался не плакать. По его лицу, как речные волны, перекатывались морщины – скорбные, горькие. Я и сама почувствовала тяжелую тоску, окружившую дом. Она накатила, как грозовая туча, нависла над нами… Катя лежала в спальне на кровати. Одна рука выше локтя забинтована. Кожа бледно-беленая, лицо заострилось. Глаза закрыты, в серых кругах. Я коснулась ее руки. Недвижима, скованна. Вячеслав гладил Катю по волосам. Склонялся, целовал в бескровные губы. Грел ее руки в своих.

– Я чувствую, она борется! – со всхлипом, глухо сказал он. – Не сдавайся, солнышко, Катюшенька! Дарья тут, держись!! Сережу, сынулю привезли? – с вопросом обратился он к нам.

– Нет, побоялись…, – Семен нерешительно присел на край Катиной кровати.

– Правильно, наверное, – задумавшись, отозвался Славик. – Главное, непонятно, что с ней! – Его взгляд заставил кивнуть укутанную в белое женщину – врача.

Медсестра поправила капельницу на руке сестренки. Из кресла тяжело встал Шкафчиков и нервно заходил по комнате.

– Сейчас сердечный ритм устойчивый.

Отправили на «Скорой» в больницу, но оказалось, Екатерину нельзя далеко отвозить от дома – сердце останавливается. В лаборатории срочно делают анализы. На всякий случай у всех взяли. Труп уже в больничном морге. Посмотрим, может, что прояснится.

Ни мертва, ни жива… Бедная сестренка! Очень бледная, изможденная, словно одеревеневшая… Но вот по руке пробежала дрожь. Вдох. Веки дрогнули. Я было обрадовалась этой искорке надежды!