За три или четыре дня прилежных занятийКленнэм основательно изучил все то, что ему необходимо было знать. Мистер Миглзэто время был к его услугам, неизменно готовый осветить темное место яркимлучом фонарика, в свое время служившего дополнением к лопатке и весам. Вдвоемони определили сумму, которую справедливо было бы предложить за половинную долюв предприятии, а затем мистер Миглз распечатал бумагу, в которой Дэниел Дойспроставил свою цифру; она оказалась даже несколько меньше. Таким образом, когдаДэниел вернулся в город, можно уже было считать вопрос решенным.

— Теперь могу откровенно признаться, мистерКленнэм, — сказал он, сердечно пожимая тому руку, — обойди я весь свет впоисках компаньона, не нашел бы такого, который был бы мне больше по сердцу.

— И я могу сказать то же самое, — отозвалсяКленнэм.

— А я могу прибавить, что вы отлично подходитедруг к другу, — объявил мистер Миглз. — Вы, Кленнэм, держите его в узде, на товы человек благоразумный, а вы, Дойс, знайте свои машины, на то вы…

— Человек неразумный? — подсказал Дэниел сосвоей сдержанной улыбкой.

— Если угодно, считайте так — и каждый из васвсегда будет надежной опорой для другого. Ну, а засим пожелаю вам обоим удачи,на то я человек практический.

За месяц были улажены все формальности, иКленнэм стал полноправным участником дела. Теперь у него оставалось личногокапитала всего несколько сот фунтов; но зато перед ним открылось широкое имногообещающее поле деятельности. Трое друзей решили ознаменовать радостноесобытие обедом; рабочие предприятия, их жены и дети тоже праздновали и тожеобедали; все Подворье Кровоточащего Сердца в этот день обедало и даже ело мясо.Но миновало каких-нибудь два месяца, и все вошло в свою колею: привычноподтягивали туже пояс обитатели Подворья, позабыв о пиршестве, привычнопроходили люди мимо новенькой вывески «Дойс и Кленнэм» (только и осталось тутнового, что сама эта вывеска), привычно занимался делами фирмы Кленнэм, и емусамому порой казалось, что он уже век ими занимается.

Небольшой уголок, отведенный Кленнэму для егозанятий, отделялся стеклянной перегородкой от длинного низкого помещениямастерской, сплошь набитого станками, тисками, прессами, приводами, колесами;все это, будучи соединено с паровой машиной, производило такой лязг и грохот,как будто задалось самоубийственной целью разнести предприятие в щепу и стеретьв порошок все замыслы его хозяев. В полу и в потолке были устроены люки, черезкоторые мастерская сообщалась с двумя другими, расположенными внизу и наверху,и от люка к люку всегда тянулся столб света, напоминавший Кленнэму страничку издетской библии в картинках, на которой так были изображены лучи, — свидетелиубийства Авеля. Перегородка заглушала шум, и в конторку он доносился лишь ввиде мерного жужжания, прерывая которое по временам что-то звякало или бухало.Склоненные фигуры рабочих были почти черными от стальных и железных опилок,которые дождем сыпались вокруг каждого станка и выбивались из каждой щели. Вмастерскую можно было попасть прямо с наружного двора по лестнице, под которойпомешалось точило для инструментов. Кленнэму вся эта непривычная картинаказалась фантастической и в то же время полной биения живой жизни, и всякийраз, поднимая глаза от документов и книг, которые он старался привести вобразцовый порядок, он смотрел на нее с незнакомым прежде чувством удовлетворенностисвоим делом.

Однажды, подняв таким образом глаза, он былпоражен необыкновенным явлением: по лестнице карабкалась женская шляпка. Следомза ней появилась еще одна. Секунду спустя он установил, что первая шляпканаходится на голове тетушки мистера Ф., а вторая — на голове Флоры, которой,видимо, немалых усилий стоило подталкивать свое наследство вверх по крутымступеням.

Хоть и не слишком обрадовавшись гостьям,Кленнэм все же поспешил им навстречу и помог выбраться из мастерской — чтопришлось как нельзя более кстати, ибо тетушка мистера Ф. уже успела обо что-тоспоткнуться и грозила загубить идею парового двигателя каменным ридикюлем,висевшим у нее на руке.

— Ах ты боже мой, Артур, — то есть мне быследовало сказать мистер, Кленнзм — просто не знаю, как мы сюда влезли, аобратно и не вылезем без пожарной лестницы, а тетушка мистера Ф. провалиласьмежду ступеньками и, наверно, вся в синяках, итак, вы стало быть, занялисьмашинами и литейным делом, подумать только, и ничего даже нам не сказали.

Тут Флоре пришлось остановиться, чтобыперевести дух. Тетушка мистера Ф. тем временем потирала концом зонтика своипочтенные щиколотки и свирепо озиралась по сторонам.

— Какой же вы нехороший, что ни разу больше ненавестили нас с тех пор, хотя в самом деле, что теперь может привлекать вас внашем доме, и уж, наверно, у вас нашлось более приятное времяпрепровождение,интересно знать, блондинка она или брюнетка, а глаза голубые или черные,впрочем можно не сомневаться, что она полная противоположность мне во всехотношениях, я ведь отлично знаю, как вы разочаровались во мне, и вы правильносделали, что отдали свое сердце, ах ты боже мой, что это я говорю, не слушайтевы меня, Артур, я сама не знаю толком.

Тем временем он освободил два стула ипододвинул их дамам. Флора тотчас же опустилась на ближайший к ней и подарилаАртура прежним взглядом.

— Дойс и Кленнэм, нет, вы только подумайте, ичто это за Дойс, хотела бы я знать, — продолжала Флора, — должно быть,приятнейший джентльмен и, верно, женат, или, верно, у него есть дочка,признавайтесь, ведь есть? Тогда понятно, откуда вдруг этот интерес к машинам,все ясно, и не говорите мне ничего больше, я знаю, что не имею права задаватьвопросы, золотые узы прошлого разбиты и тем лучше.

Флора нежно накрыла его руку своей и метнулана него еще один взгляд, взятый из арсенала юности.

— Дорогой Артур — сила привычки, мистерКленнэм и вежливее и больше соответствует положению вещей — я прошу извинитьменя за это бесцеремонное вторжение, но мне казалось, память былых дней, что ввечность канули и больше не вернутся, дает нам с тетушкой мистера Ф. правоприйти поздравить вас и пожелать успехов, а ведь согласитесь, это куда лучше,чем Китай, и главное ближе, хотя, правда, выше!

— Я очень рад видеть вас, — сказал Кленнэм, —и очень вам признателен за ваше любезное внимание.

— Да, в этом отношении вы счастливее меня. —ответила Флора, — я бы двадцать раз могла умереть и двадцать раз лечь в могилуи не знаю что еще, так и не дождавшись, чтоб вы обо мне хотя бы вспомнили, нонесмотря на это, я все же хочу еще только одно сказать вам, еще только однообъяснить…

— Дорогая миссис Финчинг, — в испуге взмолилсяАртур.

— Ах, не произносите эту противную фамилию,скажите «Флора»!