Он почувствовал, что не должен настаивать, и,стоя у парапета моста, глядел вслед хрупкой маленькой фигурке, пока она нескрылась из виду. Потом он повернулся к реке лицом и глубоко задумался.

Эти письма все равно огорчили бы ее, когда быона про них ни узнала; но при других обстоятельствах вызвали бы они такойнеудержимый взрыв отчаяния?

Нет.

Когда она видела, как ее отец клянчит подачки,прикрываясь своей обветшалой личиной, когда она умоляла не давать старикуденег, она тоже страдала, но не так, как сейчас. Что-то сделало ее особенновосприимчивой, болезненно чуткой. Может быть, и в самом деле существует этасмутная, безнадежно неосуществимая мечта? Или это лишь потому пришло ему вголову, что, глядя на мутные струи бегущей под мостом реки, он вспоминает одноместечко выше по течению, где вода журчит за кормою всегда одну и ту же песню,где белеют кувшинки и шелестит камыш, и река свершает свой вечный путь, неведая перемен и смятений.

Долго еще он стоял и думал о Крошке Доррит,бедной своей девочке; думал о ней и по дороге домой, думал о ней и ночью, думало ней и тогда, когда уже новый день забрезжил в окне. А бедная девочка КрошкаДоррит думала о нем — преданно, ах, слишком преданно думала она о нем в тенитюремных стен.

Мистер Миглз так энергично повел порученныеему Кленнэмом переговоры с Дэниелом Дойсом, что очень скоро настало времяпереходить от слов к делу, о чем он и сообщил Кленнэму, явившись к нему однаждыв девять часов утра.

— Дойс весьма польщен вашим добрым мнением, —начал он без всяких предисловий, — и желает, чтобы вы немедля познакомились сделами его предприятия и досконально разобрались в них. Он передал мне ключи отвсех своих книг и бумаг — вот они, побрякивают у меня в кармане! — и сказал приэтом только одно: «Я хочу, чтобы мистер Кленнэм знал о моих делах все, что знаюя сам, тогда мы действительно сможем беседовать на равных основаниях. Если же унас с ним ничего не получится, я знаю, что он не злоупотребит моим доверием. Небудь я в этом твердо уверен с самого начала, я бы с ним и разговаривать нестал». Узнаю Дэниела Дойса, — присовокупил мистер Миглз. — Весь он тут, как наладони.

— Что ж, видно, что благородной души человек.

— Еще бы! На этот счет можете не сомневаться!Чудаковат, но благороден. Хотя чудаковат до крайности. Поверите ли, Кленнэм, —сказал мистер Миглз, чистосердечно забавляясь странностями своего приятеля, — яцелое утро проторчал в этом Подворье — как бишь оно называется?

— Подворье Кровоточащего Сердца?

— Вот, вот. Целое утро проторчал в ПодворьеКровоточащего Сердца, чтобы убедить его хотя бы обдумать ваше предложение.

— А почему?

— Вы спрашиваете почему, мой друг? А потому,что не успел я произнести ваше имя, как он тотчас же наотрез отказался.

— Отказался, потому что предложение исходилоот меня?

— Не успел я произнести ваше имя, как онзакричал: «Об этом не может быть и речи!» — «А по какой такой причине?» —спрашиваю я. «Неважно, по какой причине, Миглз; не может быть речи, и все тут».— «Но отчего же не может быть?» Так вы поверьте, Кленнэм, — продолжал мистерМиглз, посмеиваясь про себя, — оказалось, об этом не может быть и речи оттого,что, когда вы с ним вместе шли в Туикнем, он в разговоре упомянул о своемнамерении искать компаньона, полагая в то время, что у вас имеется собственноедело, с которым вы связаны так же нерушимо и прочно, как собор святого Павла сземлей, на которой он стоит. «А если, говорит, я теперь соглашусь на егопредложение, так мистер Кленнэм может подумать, будто я только прикидывался,что запросто беседую с ним, а на самом деле у меня свое было на уме. А этого,говорит, я не могу допустить, этого, говорит, мне моя гордость не позволяет».

— Да я бы никогда…

— Разумеется, вы бы никогда, — перебил мистерМиглз, — я так ему и сказал. Но у меня целое утро ушло на то, чтобы сбить его сэтой позиции; и, пожалуй, никому другому (меня он издавна уважает) это бы ивовсе не удалось. Ладно. Только мы преодолели это важное препятствие, стал онтребовать, чтобы прежде чем сводить вас с ним, я бы сам просмотрел его книги исоставил себе мнение. Я просмотрел книги и составил мнение. «Ну, как вы,спрашивает, за или против?» — «За», — говорю. «В таком случае, дорогой мой друг,вы, говорит, теперь попросите мистера Кленнэма заняться тем же. А чтобы его нестеснять и не связывать ничем его мнение, я на неделю уеду из города». Иуехал-таки, — заключил мистер Миглз. — Ну, что вы на это скажете?

— Что можно только удивляться подобнойделикатности, подобному…

— Чудачеству, — подхватил мистер Миглз. —Вполне согласен!

Это было не совсем то, что намеревался сказатьКленнэм, но он не захотел возражать своему добрейшему другу.

— Так что вы можете приступить к делу, когдасочтете удобным, — добавил мистер Миглз. — А я обещал в случае надобностидавать вам те или иные пояснения, но совершенно беспристрастно и не больше, чемэто действительно будет необходимо.

Знакомство с предприятием в ПодворьеКровоточащего Сердца началось в тот же день. Опытный глаз без труда могобнаружить, что дело здесь велось с некоторыми отклонениями от правил; нокаждое отклонение или остроумно упрощало какую-нибудь сложность или позволялодостигнуть цели более коротким путем. Было очевидно, что делопроизводство умистера Дойса отстает и что ему очень нужен помощник, чтобы придать большийразмах его предприятию; но результаты каждой операции за многие годы были вточности указаны в книгах и проверить их не составляло труда. При этом ничто неделалось в расчете на возможную ревизию; все представало в своем честномрабочем виде, и грубоватый, но строгий порядок господствовал во всем.Многочисленные записи и подсчеты, сделанные рукой Дойса, не отличалиськаллиграфичностью и безукоризненной точностью формы; но все в них было ясно исоответствовало содержанию. Артур невольно подумал, что более разработанная,внешне эффектная система делопроизводства — какая, должно быть, принята вМинистерстве Волокиты, — гораздо меньше помогает уяснить сущность дела, ибо нато и рассчитана, чтобы ее запутать.