— Конечно, — ответил он, поднимаясь, — но мы с Эшером не любим костюмы, галстуки и прессу, так что этим всем занимаются кузены. — И усмехнулся. — Мне пора, полно работы. Приятного вечера, ненаглядная!

Я попрощалась. Он спустился по ступеням террасы и направился к гаражу. Я начинала мерзнуть, поэтому позвала Тата, носившегося по лужайкам, и вернулась в пустой дом.

Услышала, как Бен уезжает. Теперь единственным источником звука оставался телевизор. Интересно, куда делся Эшер… Я снова попыталась дозвониться до Киары, но она не отвечала, как и два предыдущих дня.

Я рухнула на диван и уставилась на экран, где шла реклама турфирмы.

— Единственная страна, куда мне хотелось бы отправиться, — это Австралия, — вздохнула я, глядя в белый потолок.

Шесть первых лет жизни я провела там, с матерью и ее мужем. Лисом. При одной мысли о нем меня пробрала дрожь.

Мы хорошо жили, мы были счастливы, пока не появился он. Может, маме захотелось крепкого плеча, опоры, потому что она растила меня одна? Я ничего об этом не знала, я была слишком мала. Но она неудачно выбрала спутника жизни, он был таким испорченным и злым.

Однажды ночью он погнался за нашей машиной, чтобы вырвать меня из рук матери, и в итоге она погибла — мой единственный родной человек. Дженна Коллинз, моя мать, разбилась в аварии, я была рядом с ней. Она гнала, пытаясь оторваться от него, пока не нашла свою смерть. И это было главной причиной, почему я боялась скорости. Меня до сих пор преследовал ее образ. Мамино окровавленное лицо, когда она в последний раз на меня посмотрела. Ее широко открытые глаза, когда я звала ее. Я повторяла, что мне страшно, но она не отвечала. Взгляд ее был пустым. И теперь я хотела вернуться, чтобы повидать ее. Вернее, ее могилу.

Если бы мама осталась жива, ничего этого не случилось бы. Я никогда не стала бы жертвой сутенера, не попала бы в мир, где царили жестокость и убийства. В мир, где важнее всего деньги и власть, в мир, где пролить кровь так же легко, как пустить воду из крана. Мир, где над невинными можно измываться, и никто о них не вспомнит. Забытые обществом. Пропавшие без вести.

Мир гангстерских кланов и подпольной торговли безжалостен. Нужно быть сильным и рваться к власти, быстро реагировать и не бояться ни опасности, ни ее последствий. А это не мой случай. Я явно не создана для этого мира.

Но я знала, что не одна такая. Где-то продают людей в качестве секс-игрушек, оскверняют ради мимолетного удовольствия. Наносят им неизлечимые раны.

Как можно быть настолько аморальными?

Я стала жертвой сутенерства. Джон заставил меня поверить, что я невольница, что это такая работа, что я, рискуя погубить свою жизнь, помогу тете излечиться от зависимости, сделать ее жизнь лучше. Но я не мыслила трезво. Я не осознавала, до какой степени ненормальная у меня жизнь.

Конечно, я была жертвой изнасилований, как и многие во всем мире. И результат всегда один: бесконечная дорога в ад. Отрицание, смятение, приступы паники, стыд, страх, навязчивое желание отмыться, связанное с ощущением собственной грязи, бессонница, ночные кошмары, постоянная тревога, потеря связи с телом. Ощущение, будто ты вне своего тела. Что оно тебе больше не принадлежит.

Затем начинается борьба с собой, в которой почти нет шансов на победу. И все это ради чьего-то секундного наслаждения.

Изнасилование хуже убийства, оно убивает человека, оставив его в живых. Изнасилованию нет оправдания, нет объяснения и прощения.

Я помнила каждого мужчину, каждое грубое движение, каждую травму, всю эту боль и страдания, все свои ощущения. Сохранился ли мой образ в их сознании, как их образ — в моем? Чувствуют ли они свою вину? Хотя я понимаю, что большинство предпочитает отрицание.

Как и те, кто прекрасно все знал, но молчал, считая, что лучше не вмешиваться в это чудовищное действо. У таких людей больше крови на руках, чем у непосредственных участников. Потому что они все видят, но решили ничего не говорить и не делать.

Наши насильники, наши убийцы.

Все мои мысли были о таких же, как я, жертвах сутенера, жертвах изнасилования, о тех, кто позволил своим травмам поглотить себя. Я так надеялась увидеть, как они начнут бороться за жизнь и встанут на ноги. Увидеть, как мы встанем на ноги.

А мы встанем. Я знала это всем своим существом: мы, жертвы бесчеловечной жестокости, — мы сильнее всех в этом мире.

Мы поднимемся и вцепимся в эту долбаную жизнь, мы станем примером для всех, кто еще не нашел в себе силы это сделать. Я обещаю.

— Элла! — Голос вырвал меня из глубоких раздумий.

Я вытерла слезу и подняла голову, посмотреть, кто пришел. Киара.

Она робко улыбнулась, а я сердито нахмурилась.

— Ты не ответила ни на один мой звонок, — с укором сказала я, поднимаясь.

— Я… прости, у меня было много работы и… Я не проверяла телефон, — ответила она, избегая моего взгляда.

Я покачала головой и скрестила руки на груди. Ясное дело, она что-то скрывает.

— Ты мне врешь, Киара. Что происходит? Почему вы все исчезли?

Она нервно провела рукой по волосам, пытаясь подобрать слова.

— Идем, нам лучше присесть, — мягко проговорила она.

Внутри все сжалось. Я не знала, чего ждать, но понимала, что ничего хорошего. Телефон Киары завибрировал, она ответила и побледнела. Значит, дело плохо.

Совсем плохо.

— Я… я сама ей скажу, — вздохнула она и дала отбой.

Ей — это мне. Я видела, как нервно подергивается ее нога, как она прячет глаза. Снова.

— Эшер только что дал тебе отставку.

Я задохнулась.

Что?

Сердце остановилось. Время остановилось тоже.

— Ч-что? — выдавила я.

— Я поэтому и приехала… Я знала, что он не станет…

— Ты была в курсе? — ошеломленно прервала ее я.

— Не официально, потому мы и уехали. Элла, с нами ты в опасности, и…

— Поэтому… поэтому ты не отвечала на мои звонки? — спросила я.

Она поморщилась и медленно кивнула:

— Я хотела первой тебе сказать…

Я поднялась, сама не зная зачем. Но я не могла сидеть, когда моя жизнь полетела под откос. И Киара знала об этом уже два дня.

Все из-за того, что я призналась ему в своих чувствах? Неужели это и есть причина его решения?

— Послушай… Я понимаю, что все это слишком быстро, но… ты должна уехать, — проговорила она, тоже вставая. — Сегодня.

Я смотрела на нее, не веря