Лишь то, что со мной на той же сцене были Драйден, Айрис и Мария, не дало мне сорваться. Хотя, казалось, пара искр все-таки сверкнула на пальцах. Но буквально на следующей конференции я стала тем самым «героем по вызову», нужным, чтобы отвечать на вопросы прессы и вызывать сочувственные взгляды.

Главы ФБР, АНБ и ЦРУ не могли присутствовать на каждой такой конференции вместе. Я появлялась с Айрис или Марией. Дважды вместе с Драйденом. В эти дни мне казалось, что Дерек Уорчайлд особенно пристально смотрит в нашу сторону и иногда ехидно ухмыляется.

Вопрос объединения миров председатель не поднимал, но в зале всегда находились те, кто высказывался за необходимость хотя бы формального сближения. Для защиты «лишенных дара магии». Ведь Токийский инцидент показал, как им необходима защита и поддержка магов. И этих голосов было все больше.

Вульф каждый раз при этом становился загадочным, а мне делалось не по себе. И вот сейчас я смотрела на него, стараясь сохранить на лице формальную вежливую мину. Унять дрожь и придавленный силой воли гнев. Именно сегодня это давалось особенно тяжело.

Никто не был предупрежден заранее о пресс-конференции. Драйден уже не смог бы перестроить свое расписание. Как и девочки. У Джен была работа. Но я рада, что ее вообще удалось огородить от этой показухи.

Я тут одна. И сейчас, глядя на Вульфа, видела даже не его. Перед глазами вставали отрывки из той проекции, что записала Саманта. Из-за которой погиб ее человек, Мелвин Мори. Хафу, наполовину японец, наполовину американец. Журналист-расследователь, который всегда был в тени. Но не на этот раз.

Впервые мы с Джен посмотрели запись, сидя на моей кровати в номере. На следующее утро, когда она вернулась от Рюи. Я не наседала и не корила ее. Мы обе понимали, что сейчас не время и не место для этих разговоров.

Из лежащего на полу металлического жучка исходило свечение, создающее проекцию. Первым, что мы увидели, стало напряженное лицо Саманты крупным планом. Потом она медленно поднялась в полный рост и отошла назад, держа руку на своем животе. На плечи наброшен длинный светло-голубой халат, похожий на те, что носят лекари в Бюро и Комитете. Под ним она была в длинном мешковатом темно-сером платье, хотя и оно уже не могло скрыть ее положения. Но даже сейчас в ее движениях чувствовалась какая-то особая грация.

Стефанис стояла в небольшой комнате с белыми стенами. В ней было большое арочное окно с длинными полупрозрачными бледно-розовыми занавесками. На стене у окна висела картина, изображающая девушку, которая играет на скрипке в лучах солнца. Теплые акварельные цвета, приятные размытые мазки. Комната могла показаться простой и даже милой, если бы окно не было зарешечено. На проекции виднелся край узкой кровати. Очевидно, больничной койки.

Продолжая придерживать живот, журналистка решительно отступила в сторону, словно представляя нам еще одного человека, находящегося в палате. Рядом с кроватью в кресле-каталке сидела высокая осунувшаяся женщина. Ее руки были сложены на коленях, а голова чуть опущена. Взгляд зеленых глаз казался полностью отсутствующим. Темно-русые волосы обрезаны до плеч. Обрезаны слегка неровно, некоторые пряди одна короче другой, будто ее стриг тот, кто не умел этого делать, хотя и пытался. Но при этом женщина не выглядела всеми покинутой: волосы расчесаны и заправлены за уши. Под чистым халатом белого цвета кремовая длинная ночная сорочка из шелка.

О ней кто-то заботится. Даже в таком месте.

Сперва я не поняла, насколько молодой она была на самом деле. Около тридцати лет. Может, чуть старше. Это можно заметить, только рассматривая лицо внимательнее, и я медленно находила в ней знакомые черты. Глаза, бледные полные губы, немного крупный нос…

Это действительно сестра Дерека Уорчайлда? Саманта действительно ее нашла?

– Эмили? – обратилась к ней Стефанис, осторожно опускаясь на заранее приготовленный стул рядом и протягивая руку к плечу женщины.

Та дернулась от звука собственного имени, и журналистка опустила руку, не решаясь коснуться.

– Эмили, вы меня слышите? – прозвучало так мягко, по-матерински.

Сестра Дерека медленно подняла на Саманту совершенно пустой взгляд, отчего последняя опешила, будто перед ней из могилы вылез мертвец. Стефанис сжала губы в тонкую линию. Однако она не могла уйти так просто.

– Меня зовут Саманта Стефанис. Вы наверняка слышали обо мне… Эмили, я понимаю, что прошу многого, но… – Стэф тяжело вздохнула. – Я действительно понимаю, каково вам. И через что вы прошли. Однажды я тоже была… жертвой. Председатель Вульф позволил себе то, чего не должен был. Но я была слишком наивна, молода и напугана, чтобы хоть что-то сделать. И весь ужас от каждого, даже самого незначительного прикосновения… Ты не осознаешь это сразу. Все приходит потом. Приходит и, словно тень, встает за спиной. И возможно, будет стоять всю жизнь. Тогда я не по…

Саманта запинается, потому что ее пугает взгляд сидящей напротив женщины, в котором вспыхивает животных страх. Губы Эмили Уорчайлд начинают странно кривиться. Она словно готова оскалиться, но Стэфанис решает попробовать в последний раз. Даже опасаясь за себя и за ребенка.

– Прошу вас… – почти умоляет Саманта и снова протягивает ладонь к пациентке перед ней, а та вдруг вскрикивает и начинает заламывать руки. В этот момент можно заметить на внутренней и внешней стороне ее запястий длинные белые множественные шрамы. Как тонкие струны.

Она методично наносила себе раны. Не глубокие. Сама. Через боль ища выход для тайн прошлого.

– Пожалуйста, расскажите, что произошло, когда председатель позволял вам с братом гостить в резиденции Вульфов. До отъезда Дерека в Академию. Или сразу после. Это очень важно! Возможно, эта информации может спасти множество жизней!

Но пациентка не успокаивалась. Кажется, она не могла даже нормально говорить. С ее губ слетали лишь плохо различимые вскрики. Возможно, сестра Дерека понимала, кто перед ней, но реагировала по-своему. Под шелком ночной рубашки ходили ходуном острые, как у подростка, коленки.

Саманта резко вскочила, опрокидывая стул и снова накрывая рукой живот. Сделала шаг назад и стиснула зубы, продолжая с горечью смотреть на молодую женщину перед собой. На то, как она беснуется на кресле и хватает воздух болезненно-тонкими пальцами. Эмили Уорчайлд дышала, как дышит выброшенная на сушу рыба. Или как загнанный хищник перед последним ударом.

Пациентка не могла встать самостоятельно, но ее метания и взмахи руками пугали так, что Стефанис отошла к стене рядом с закрытой дверью и прижалась к ней спиной. Журналистка была готова зажмуриться от страха, но в этот момент дверь распахнулась, и холодный свет из коридора залил все.

Фигура неизвестного пересекла палату. В глаза сразу бросалась тощая и длинная для здорового мужчины шея. Он схватил сестру Дерека за поднятые руки и сжал ее запястья. После чего опустился перед ней на одно колено.

– Эми, это Рик. Все хорошо. Никто не причинит тебе вред, пока я здесь.