– Пожалуй, – протянула я с легким сарказмом, – будто работы Ван Гога, Джексона Поллока[2] и Фредерика Харта[3] мутировали, обозлились и могут наброситься на любого…

[2] Пол Джексон Поллок – американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма, оказавший значительное влияние на искусство второй половины XX века.

[3] Фредерик Харт – американский скульптор, известный общественными памятниками и произведениями искусства из таких материалов как бронза, мрамор и акрил. Техника, которую он изобрел, получила название «скульптура света».

Дерек расхохотался, запрокинув голову. Когда взгляд Защитника вновь коснулся меня, мне показалось, что его глазах сверкнуло злорадство.

– Не набросятся. Тебе нечего бояться… Уж точно не тебе.

Я отрывисто кивнула и нехотя преодолела разделяющее нас расстояние, а Уорчайлд притворно нахмурился и покачал головой.

– А медаль Комитета все-таки стоит надеть. Боюсь, ее отсутствие расстроит мистера Вульфа. Он совсем недавно прошел серьезную реабилитацию после нападения.

Я стиснула зубы, но достала медаль из кармана и вернула на шею. Мне нужно было услышать, чего хочет от меня Вульф. Возможно, это как-то подтвердит или опровергнет наши предположения о его сговоре с террористами в Токио. Или я узнаю что-то из его прошлого. Если смогу притвориться, что заинтересована. Хотя бы недолго продержаться как ни в чем не бывало в кабинете председателя.

Защитник вел меня дальше, а я старалась не смотреть по сторонам. Лишь ненадолго убрала руки в карманы. Дотронулась до своего телефона и попросила ее записывать все, что она услышит.

Стерильность зала напрягала сильнее, чем живые скульптуры. Но стоило нам покинуть «выставку современного искусства», как мы оказались в темной комнате с пультом, увешанной мониторами, на которые проецировались изображения всех помещений этажа. Здесь работали четыре охранника. Двое из них обыскали меня с абсолютно каменными выражениями лиц. К счастью, мой телефон их не заинтересовал. Наверное, целью было оружие. Ну, или врученная председателем медаль стала для меня «охранной грамотой».

Все вокруг настолько контрастировало с предыдущим залом, что мне в очередной раз стало не по себе. Какое-то чередование самолюбования и темных-темных закутков, в которых сидит по надзирателю…

И, к сожалению, мои домыслы нашли лишь новое подтверждение, когда я шагнула в рабочий кабинет Вульфа.

Куб, огромный куб из светлого мрамора. Каменный мешок, в котором ощущаешь себя как в роскошной темнице. Потому что тут нет ничего, кроме толстой стеклянной перегородки слева, которая разделяет зоны кабинета. А внутри стекла, словно пойманные, от пола до потолка сплошной рекой текут языки пламени. То ли это такой стилизованный камин, то ли экран для проекций в режиме ожидания. Как портал. Портал в другой, не самый лучший мир.

За эту перегородку можно пройти, но я не горю желанием узнать, что там. Мне с головой хватает зоны для приема гостей, в которой находится лишь стол председателя из полупрозрачного материала, похожего на закаленное стекло, и диван у стены, противоположной огненной проекции. Диван с каркасом из того же «стекла», что и стол, а сидение и высокая спинка обиты черной бархатистой тканью. Рядом небольшой столик с еще одной проекцией. На ней, гонясь друг за другом, по кругу движутся золотистая и серебристо-синяя декоративные рыбки с длинными плавниками, похожими на парус. Золотая заметно крупнее.

Юрген Вульф восседает в своем председательском кресле из черной кожи. И это единственная привычная вещь во всем интерьере. Я встаю посреди кабинета и складываю руки в замок на уровне бедер. Покорная и уважительная поза. Не вызывающая. За моей спиной в нескольких шагах двустворчатые двери, но я слышу, как Уорчайлд встает позади, мягко, но настойчиво отрезая путь назад.

Чуть склоняю голову и заставляю лицо принять выражение вежливого спокойного интереса. Вульф с сосредоточенным видом держит на уровне глаз страницу какого-то документа и вчитывается в текст. Или делает вид, что вчитывается. Царящая в кабинете тишина с каждой секундой становится все более гнетущей. Наконец, Вульф обращает на меня внимание. Его губы растягиваются в улыбку. Он кивает на диван.

– Присаживайтесь, мисс Джозефсон.

Мне это не нравится, но я выполняю его просьбу. Осторожно сажусь, закидываю ногу на ногу и складываю ладони на коленях. Прямо напротив меня кругами плавают рыбки из проекции. Пока крупная золотая рыбка не настигает маленькую синеватую, и они вместе не закручиваются в символ, похожий на инь и ян. Потом световой рисунок снова распадается на двух рыбок. На этот раз крупнее выглядит серебристо-синяя. Погоня повторяется вновь, но преимущество на другой стороне.

Я стараюсь ничем не выдать собственное напряжение. Скучающе обвожу взглядом кабинет, поглядываю то на Уорчайлда, то на его господина. С придыханием Вульф медленно опускает документ в раскрытую перед ним папку.

– Прошу простить меня, мисс Джозефсон. Дела, знаете ли… – почти беззаботно произносит он, а я припоминаю, как при первой нашей встрече в поместье Барбары сама сказала ему что-то подобное. – Может быть, вы не откажетесь от чашечки чая?

– Благодарю, но нет, – стараюсь отвечать как можно более непринужденно. Пить чай в здании Комитета интуитивно кажется мне очень хреновой идеей.

– Тогда, перейдем к делу… – председатель вальяжно откидывается на спинку кресла и домиком складывает перед собой пальцы рук.

Понятия не имею, к какому такому делу он собирается перейти, но вежливо киваю в ответ.

– Очень жаль, что сегодня вы отказались петь, – раздосадовано протянул Вульф. – Кажется, из всех ваших знакомых я единственный, кто ни разу не удостоился чести насладиться вашим талантом.

Выдавливаю из себя короткую улыбку, словно польщена и смущена одновременно. Но ничего не говорю. Если сейчас я хотя бы на секунду открою рот, то на свет божий польются отборные ругательства.

Какое-то время Вульф молчит и ждет более явной реакции. Я понимаю, что это какая-то игра, в суть которой не могу проникнуть.

– При всем моем уважении, думаю, что сейчас не самое подходящее время для обсуждения моего таланта, – говорю, стараясь сдерживать себя и намекая на все и сразу. И на недавнюю атаку в Токио, и на план «Единого Нового Мира» и даже на то, что знаю о Вульфе несколько больше, чем он сам бы хотел.

На секунду председатель прикрывает глаза, а потом начинает разглядывать меня еще более бесцеремонно. Как неизвестного науке причудливого зверька.

– Вы зря так думаете, – тут же подхватывает он, его глаза смеются. – Время сейчас очень подходящее. Нам нужен кто-то, кто мог бы стать Послом доброй воли от Комитета…

– Им бы мог стать кто-то из ваших сыновей, – я ступала по очень тонкому льду, но мне нужно было попробовать. Понять, как далеко смогу зайти.

У Вульфа вырвался короткий смешок, который он попытался скрыть кашлем.