Плотнее прижимаю одеяло к своей груди. Боюсь поднять взгляд и заглянуть в глаза полукровки. Конечно, я знаю, почему он пришел ко мне сейчас. Почти ежусь, потому что Драйден молчит и смотрит на меня. Смотрит так пристально, что это нельзя не почувствовать.

Он складывает руки за спиной, отчего жилет обтягивает его грудь сильнее. Стоит идеально прямо, лишь чуть склонив голову.

– Прости, если потревожил тебя, но из твоего номера… – кажется, он впервые подбирал слова настолько аккуратно, и от этого я снова начала заливаться краской.

– Да-да, могли доноситься стоны, – я подняла подбородок и улыбнулась настолько широко и натянуто, что аж зажмурилась. – Все еще мои проблемы с эмпатией и личной жизнью соседей… снизу.

И смущенно рассмеялась, склонив голову набок. В ответ не доносится ни слова, ни даже усмешки. Похоже, на сей раз мне не верят и внимательно следят за моими действиями. Что ж, когда-то подобные отмазки должны были перестать работать.

Переминаюсь с ноги на ногу. Хоть в отеле и тепло, по влажной коже вверх от ступней поднимается холод. Он отрезвляет меня, и я выглядываю в коридор как есть, в одеяле. Драйден невольно отступает назад, пока я чуть заторможенно верчу головой по сторонам, выискивая любопытных постояльцев или сотрудников.

Наверное, что-то в моей согнувшейся в знак вопроса фигуре или в сощуренных до щелочек глазах кажется полукровке странным, потому что затем я слышу едва слышный глухой смешок.

– Если ты боишься, что нас увидят вместе на пороге твоего номера, – он понизил голос почти до шепота, от которого я вздрогнула, – то, может быть, позволишь мне войти?

Я резко выпрямляюсь и хлопаю глазами. Действительно! Стоило подумать об этом сразу, но меня не оставляло ощущение супер-ненормальности всей ситуации. Видеть перед собой женщину, которая вроде бы только что занималась сексом, но на самом деле нет. Особенно, когда буквально сутки назад говорил ей о том, что готов обнародовать ваши отношения. Вот только между вами есть одна ма-а-аленькая проблемка…

– Кристина? – зовет Драйден, а я понимаю, что опять ушла в мир собственных логических построений.

– А? Да, – я несколько раз отрывисто киваю и отхожу в сторону, пропуская его в номер.

На меня вновь накатывает глупое смущение, когда я наблюдаю, как Ван Райан осматривается в полутемном номере, освещенном только ночником на прикроватной тумбочке и светом из открытой ванной. Он замечает беспорядочно сброшенную на диван одежду и вещи в другом конце номера. На долю секунды на его губах появляется ухмылка, но также внезапно растворяется без следа. Хотя, может, это всего лишь игра света и тени.

Я не понимаю, зачем он это делает, до тех пор, пока Драйден не поворачивает голову в сторону наших с Джен кроватей. Одна из них полностью застелена, на второй в хлам измятая простыня, сбитые подушки и нет одеяла. Его взгляд опускается ниже, и он замечает лежащий на полу пустой пузырек от зелья. Черные брови сходятся на переносице.

В этом нет ничего такого, но чувствую себя немного виноватой. Потому что это не только доказательство моей слабости перед обретенными способностями, но одно из напоминаний о разделяющей нас преграде.

Сильнее кутаюсь в одеяло и на ослабевших ногах иду к кровати. Приседаю на корточки, чтобы поднять несчастный бутылек, и протягиваю руку. Вторая все еще придерживает одеяло. Голова снова начинает кружиться, и я чувствую, что не рассчитала сил. Все еще упрямо тянусь и пытаюсь схватить стекляшку, которая начинает расплываться, превращаясь в мутное пятно на полу.

Неожиданно пальцы в черных перчатках обхватывают меня за запястье протянутой руки. Взгляд моментально фокусируется. Драйден опустился рядом со мной. Я замираю и тут же перевожу дух, продолжая глядеть на него. На то, как он с задумчивым видом смотрит на пузырек, который я все-таки подобрала. И, слава Богам, он и вправду сейчас в перчатках.

Мне страшно. Страшно, потому что теперь я знаю, как выглядит выжженное моими руками лицо. Эти воспоминания навсегда останутся со мной. И я не хочу, чтобы это повторилось. Только не с Драйденом.

Он осторожно забирает у меня пустой пузырек и ставит его на тумбочку. Я делаю вздох, а Ван Райан неспешно поднимается и тянет меня за собой, ведет по комнате. Мы обходим мою кровать.

Нелепо, все это выглядит нелепо. Да и ощущается так же. Драйден кивает на мою смятую кровать, предлагая мне присесть, а сам садится напротив на постель Джен, опускает локти на бедра и переплетает пальцы перед собой.

В голове плывут и смешиваются воспоминания последних дней. Я сижу чуть согнувшись. Меня все еще ведет в пространстве.

– Как ты себя чувствуешь? – первым нарушает молчание Драйден.

В его голосе я слышу озабоченность, хотя она основательно скрыта за официальным немного холодным тоном.

– Шея не болит?

Я пожимаю плечами, хотя после его слов у меня начинает чесаться то самое место, в которое на вокзале впился своими лапками магический «жучок» с информацией.

– Да вроде все нормально. Айрис довольно аккуратно сняла его с меня…

Стараюсь смотреть на него спокойно. Не хочу повторять вслух очевидное. Что в затуманенном зельем сознании всплывают картины произошедшего сегодня. Все картины, а не только то, что было с Джен.

От воспоминаний о проведенных в здании японского Комитета часах после инцидента делается дурно. Как нас допрашивали не по одному разу разные следователи. Как за всей процедурой с пристрастием следил Тамаки Дзюн. Сейчас я даже не могла понять, что казалось более омерзительным – само нападение или тот сумасшедший дом, что пришел ему на смену. Но у меня остались вопросы…

– Вы уже посмотрели, что на этой «флешке»? – упавшим голосом спрашиваю я.

– Да, – отвечает Драйден и на миг прикрывает глаза.

– Значит… – продолжаю я и вяло выпрямляюсь, готовая снова встать с кровати, – мне тоже нужно его посмотреть…

Мне может не понравиться принесенная «жуком» информация. Скорее всего она мне не понравится, но связного Саманты убили за нее, а сама журналистка рисковала всем. Нет, не так. Вообще, ВСЕМ.

– Не думаю, – Ван Райан отрицательно мотает головой, а на лице мелькает тень. – Не сегодня. Тебе нужен отдых. Содержащаяся там запись в настоящее время совершенно бесполезна. Что бы ни совершил Юрген Вульф в прошлом, сейчас нас даже не станут слушать.

Я зло прикусываю щеку и смотрю в пол. На собственные босые ноги, выглядывающие из-под расходящегося к низу одеяла. И на черные туфли, идеально лакированные настолько, что в них можно увидеть свое отражение. Ну, если только мозг и зрение не устраивают саботаж после страстных видений чужой ночи и болезненных воспоминаний дня.

А председатель… Он вознес себя в ранг мученика, готового пожертвовать своей жизнью ради людей Первичного мира. Даже если он сам Сатана во плоти, сейчас свидетельские показания по всего паре эпизодов с домогательствами выставят в дурном свете нас, а не его.