Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Линесс, моя первая жена.
Затем он указал на статую напротив, которая изображала женщину, выглядевшую особенно властно и указывавшую рукой куда-то вверх. Ее лицо казалось суровым и надменным.
– Эдда, моя вторая жена.
– Мать Юстины? – прошептала Рамита.
– Верно. Юстина похожа на нее во всем, – печально ответил маг.
Рамита подавила смешок, и Мейрос повел ее в зал, где собрались маги. Их представили, в зале воцарилась тишина. Все взгляды устремились на них.
В сари делать реверансы было непросто, поэтому Мейрос посоветовал Рамите вообще воздержаться от этого. «Это рондийский жест, жена; твоя же одежда говорит о том, что ты не рондийка. Стой прямо, и пусть они все рассмотрят тебя как следует. Позволь им всем в полной мере осознать, что ты – чужестранка. Пускай они тебе кланяются. Помни: ты – моя жена, а они не захотят оскорбить тебя, ведь это будет оскорблением и в мой адрес».
Слова «лорд и леди Мейрос» все еще звенели в воздухе, пока они стояли, позволяя собравшимся разглядеть себя. На Мейросе была простая кремовая мантия; Рамита выглядела блестящей куклой, ярче любой другой женщины в зале. Затем муж подвел ее к собравшимся, чьи лица и имена быстро слились воедино. Мужчины-маги, женатые на женщинах-магах. Одинокие маги обоих полов. Не являвшиеся магами супруги магов. Все они были очень почтительны, и девушка с неожиданной гордостью подумала: «Мой муж здесь – самый могущественный человек из всех».
Им предложили бокалы какого-то игристого вина, явно очень дорогого, однако Рамита приняла лишь фруктовый шербет, как и следовало хорошей лакхской жене. Похоже, она была здесь единственной непьющей; отец однажды сказал ей, что все рондийцы – пьяницы.
Больше всего Рамиту удивило то, что почти у половины магов явно была антиопийская кровь. В большинстве случаев – гебусалимская, предположила она, глядя на темные волосы и бледную оливковую кожу. Встречались и весьма необычные сочетания. У одной пышногрудой женщины, представленной как Одесса д’Арк, была темно-оливковая кожа и почти что русые волосы; казалось, вид сари Рамиты ее почти что оскорблял, но при этом она не отрывала от него взгляда, словно уже планируя фасон своего платья на следующий бал.
– В вопросах моды ставки только что возросли, – прошептал Мейрос, когда они отходили.
Пока что Рамите еще ни разу даже не предоставляли слова. Девушка как раз начала чувствовать себя чуть более уверенно, когда на банкет прибыла Юстина. На ней была серебряная брошь в виде обвившей посох змеи – символ основанного ею ордена магов-целителей. Рамита заметила, что у большинства присутствовавших женщин были такие же. Она повисла на руке у мужчины, одетого столь ярко, что его костюм едва ли не затмевал наряд Рамиты.
Юстина отошла от своего партнера, чтобы поприветствовать Мейроса.
– Отец, – сказала она, сделав изящный реверанс.
Мейрос окинул ее спутника недоверчивым взглядом.
– Он, дочь? – тихо спросил маг.
– О, отец, не будь ворчуном. Повозка эмира Рашида ехала следом за моей, и он предложил мне свою руку. Будь милым, отец, это же вечеринка.
Эмир, который посрамил бы своим пестрым нарядом даже павлина, скользнул к ним. Юстина небрежно взмахнула рукой, словно указывала на экспонат:
– Рашид, это новая жена моего отца, Рамита.
Рамита подняла взгляд на эмира, и у нее перехватило дыхание.
Дело было не только в его костюме, усыпанном опалами, перламутром и даже жемчугом, которые придавали наряду вид блестящей змеиной кожи. И не только в его идеальном, надменно-красивом лице, обрамленном заплетенными в косы волосами и элегантной козлиной бородкой. Дело было в его уверенной манере держаться и грации танцора или мечника. Его пронзительные изумрудные глаза сияли под идеально ухоженными бровями. Однако больше всего Рамиту поразило то, что своим естественным атлетизмом и полнейшей убежденностью в силе собственного шарма эмир напомнил ей Казима. На секунду ей показалось, что он и был Казимом, шагавшим к ней по этому чудесному дворцу. Девушка едва не произнесла его имя.
Она сглотнула. Прохладная рука взяла руку Рамиты, и губы эмира коснулись ее кожи.
– Намасте, госпожа Мейрос. Слухи преуменьшают вашу красоту, – произнес он на лакхском. Его голос был глубоким, а произношение – безупречным. – Я – эмир Рашид Мубарак аль-Халли’кут, ваш покорный слуга.
– Ох, намаскар, – вздрогнула девушка. – Чудесно вновь услышать родной язык, эмир.
– Чудесно иметь возможность попрактиковать в нем, госпожа Мейрос.
Он выпрямился, явственно, пусть и не слишком откровенно красуясь.
«Он страстно влюблен в самого себя», – мысленно заметила Рамита.
Хриплый голос Мейроса представлял разительный контраст с глубоким тембром эмира:
– Не знал, что вы бывали в Лакхе, эмир Рашид.
– О, рано или поздно я оказываюсь везде, милорд. – Он взглянул на Рамиту. – Хорошего вечера, Антонин. Госпожа.
Он отвернулся, затем обернулся, чтобы поприветствовать вычурным поклоном леди Одессу. Рамита с трудом могла оторвать от него взгляд.
Через некоторое время то, что все на нее смотрели, но при этом не разговаривали с ней, перестало удивлять девушку, скорее, начало ее раздражать. Она была лакхийкой, а лакхийцы по своей природе люди общительные. Здесь было столько интересных людей – легендарных Строителей Моста, – но ей позволялось лишь слушать пустую болтовню и жеманно улыбаться. От скуки Рамита стала беспокойной, начисто утратив самообладание.
– Эм… Где здесь уборная? – прошептала она наконец.
Проплывавшая мимо нее Алиса вызвалась провести ее.
– Как тебе вечеринка, Рамита? – спросила она, сопровождая девушку по казавшемуся бесконечным коридору.
– Она не похожа на настоящий праздник, – вздохнула девушка. – Ни музыки, ни танцев. Никакого веселья.
– Вечеринка для веселья. Ново, – произнесла Алиса с холодной задумчивостью. – У нас здесь такое не принято.
– Похоже, вы друг другу не слишком-то нравитесь, – заметила Рамита. – Говорю, здесь все такие серьезные! У меня на родине, если тебе кто-то не нравится, ты просто не приглашаешь его на вечеринки… Ну, не считая тех, кто сам заявляется без приглашения. Но ты не должна их впускать, а если кто-то из них устраивает неприятности, ты просто говоришь об этом одному из парней Чандра-Бхая и они со всем разбираются.
– По всей видимости, у вас там веселее, чем у нас. Здесь на все влияет политика: на то, с кем ты говоришь, на то, что ты им говоришь, на то, с кем ты танцуешь, иногда даже на то, что ты надеваешь. – Алиса хихикнула. – Думаю, в следующий раз все женщины попытаются одеться ярче. Однако те, что постарше, разумеется, шокированы видом твоего голого живота.
– У меня на родине это нормально. Как думаешь, я не ошиблась с нарядом?