Мольмар поднял бровь:

– А, это. Парень, забудь о том, что тебе говорили. Гнозис – так называется эта сила – не имеет никакого отношения к Шайтану или дьяволам. Все это – лишь жреческая болтовня. Он…

Джамиль жестом остановил его:

– Пока что им необязательно знать больше, Мольмар. Как далеко мы сможем улететь при дневном свете, не попавшись на глаза врагу?

– По эту сторону от Сагостабада рондийских патрулей нет, поверь.

– Хорошо, тогда отправляемся. – Посмотрев на своих спутников, Джамиль жестом указал на ялик. – Сложите в сетки все, что собираетесь взять с собой. А если хотите помочиться или что-то еще, сделайте это сейчас, до взлета. – Он хлопнул в ладоши. – Я хочу убраться отсюда через десять минут.

Вот так и меняется мир…

Казим расположился на носу, так далеко от двух кешийских воинов, как это только было возможно. Джай и Кейта, прижавшись друг к другу, сидели рядом с ним. Накрыв голову одеялом, девушка хныкала. Гарун нашел себе место у мачты. При взлете и Джая, и Кейту вырвало за борт. У Казима желудок всегда был крепче, чем у его брата-лакхийца. Гарун, казалось, вообще не двигался. Впрочем, смотреть на то, как земля уносится вниз, страшновато было даже ему. Тем временем Джамиль, потянув за веревки, поднял единственный парус.

Я лечу на борту судна, приводимого в движение искусством Шайтана, – хотя, судя по всему, нет. Что мне вообще думать?

Они напряженно качнулись в почти безветренном воздухе, но затем Мольмар что-то тихо произнес и взявшийся невесть откуда ветер наполнил парус. Нос ялика опустился вниз, а затем выровнялся. Они стали набирать скорость, и Казим наконец облегченно вздохнул. Первую минуту полета юноша ждал, что они вот-вот рухнут на землю и погибнут, но затем успокоился. И причиной тому был не открывшийся сверху вид, хотя он и поражал своими масштабами. Что-то изменилось в его собственной голове: юношу охватило ощущение полной свободы, совершенно не соответствовавшее тому, что должен был чувствовать человек, которым, судя по всему, манипулировали Джамиль и его загадочный наниматель. В какой-то момент Казим чуть ли забыл о них, одновременно вспомнив, что он летит навстречу своей любви, и прочувствовал это. Юноша не знал, исходят ли силы, приводившие ялик в движение, от Ахма или же от Шайтана, однако не мог отрицать, что лететь было просто чудесно.

Сверху был виден рельеф земли, детали, которые невозможно разглядеть, находясь внизу. Взошедшее солнце заливало все ярким светом, а на юго-западном горизонте возвышались далекие горы. Деревни выглядели как игрушечные, а стада животных напоминали копошившихся жуков. Казим увидел пустынную рысь, зевавшую, лежа на камне. Ястребы надсадно драли глотки и бросались от них врассыпную. Ялик преодолевал милю за милей, а юноша так и не мог оторвать глаз от постоянно менявшегося пейзажа.

Неудивительно, что рондийцы, как говорят, надменны: путешествуя подобным образом, они, должно быть, считают себя богами.

Останавливались они дважды в день, чтобы справить большую и малую нужду, отдохнуть и поесть. Происходило это в глуши, подальше от замеченных ими по пути немногочисленных городков. Мольмар хорошо знал эти края, каждый раз неизменно приземляясь у источников воды. Когда они делали остановки по ночам, чтобы Мольмар мог поспать, Казиму иногда удавалось увидеть его лицо, не обернутое платком. Он был настолько похож на Джамиля, что юноше становилось жутко. Вновь и вновь Казим думал о том, чтобы уйти, а просыпаясь, не мог устоять перед соблазном полета.

Так они пролетели неделю, преодолевая более сотни миль в день. Развернув нарисованную на куске кожи карту, Мольмар объяснил Казиму значение изображенных на ней линий, и после обеда юноша таращился на нее часами, запоминая и пытаясь представить описанные Мольмаром и Джамилем места. Он не планировал беседовать ни с одним из них, но через некоторое время, ощущая себя полным дураком, ненавязчиво присоединился к остальным у костра. «Они полезны, – размышлял Казим. – Однако это не значит, что я их простил». Не простил он и Гаруна, хотя на богослова злиться было сложнее. «Возможно, я неправильно истолковал его мотивы, – думал юноша. – Быть может, его дружба искренняя». Впрочем, Казим всегда тяжело шел на попятную.

Первую неделю они летели на запад, а затем свернули в северо-западном направлении, к Дхассе. Луна росла, затмевая звезды. Равнины стали более населенными, так что теперь им приходилось путешествовать только по ночам. Для Казима полет под луной и звездами был столь же восхитительным; он глядел на едва заметное пламя костров внизу и любовался отражением ночного неба в реках. Наконец юноша попросил Мольмара научить его управляться с рулем и ставить парус. Когда ему впервые удалось поймать ветер и они начали плавно скользить в небе подобно орлу, Казима наполнило чувство непередаваемого восторга.

Мольмар был дружелюбен, но отказывался говорить, каким образом амтехским воинам удалось овладеть дьявольской магией рондийцев.

– Об этом, парень, тебе расскажут другие, не я, – отвечал он.

Если бы не сходство Мольмара с Джамилем, то Казим, вероятно, мог бы сказать, что он ему нравится.

Однако даже эта воздушная одиссея не могла продолжаться бесконечно.

– Мы приближаемся к местам, патрулируемым рондийскими боевыми кораблями, – сказал им Мольмар. – Поэтому пришло время нам расстаться, мои юные друзья.

Он высадил их в поле вскоре после полуночи и, обняв Джамиля, протянул Казиму мозолистую ладонь. Казим недоверчиво посмотрел на него, после чего подал пилоту свою руку. Лицо Мольмара расплылось в улыбке.

– Мой рулевой, – хохотнул он, но затем заговорил серьезно: – Да пребудет с тобой Ахм, Казим Макани. Пусть направит он твой клинок.

Через несколько минут воздушный ялик исчез в ночном небе.

Дальше они путешествовали от деревни к деревне, от укрытия к укрытию. Порядок в этих временных пристанищах постоянно поддерживали слуги амтехских богословов, благодаря чему все было готово к приему гостей. Гарун проводил большую часть вечеров с другими священнослужителями, однако новостей было немного. В основном, разумеется, говорили о шихаде. О Салиме, ведущем переговоры с моголом. О том, что к шихаду скоро должен присоединиться Явон, а также о рондийцах, укреплявших свои позиции, и беженцах, уже покидавших Дхассу в предчувствии неизбежности катастрофы. По пути им действительно встречались толпы людей, которые брели по пыльной дороге, согнувшись под весом своих нехитрых пожитков.

В конце месяца, когда озаряемое полной луной ночное небо было почти столь же ясным, как и днем, они въехали в Гебусалим, спрятавшись в накрытой попоной телеге, запряженной верблюдом. В Баранази говорящие с Богом уверяли паству, что Гебусалим взят в осаду и подвергается постоянным атакам, однако Казим не видел ни намека на боевые действия. Тем не менее на стенах внутреннего города действительно было множество солдат, а ворота охраняли феранги-стражники.

– Султан собирает свои армии к востоку от Готанских высот, – сказал ему Джамиль. – Никто, кроме безумных рондийцев, не воюет посреди лета. Конвокация не сумела вовремя договориться о начале кампании зимой. Впрочем, после десяти лет пререканий мы должны быть благодарны, что они вообще пришли к соглашению.