Казим сжал руки Джая и обнял его.

– Воистину ты – мой брат, Джай. Мы расправимся с этим безумцем и вернем Рамиту, а ты женишься на Гурии. Мы станем героями, настоящими принцами. – Он взял Джая за плечи. – Ты и я, брат! Мы убьем Мейроса и спасем наших женщин.

– Но Кейта…

– Ха! Забудь о ней. Гурия куда красивее. Я всегда хотел, чтобы ты на ней женился.

Джай выглядел неуверенным.

– Не думаю, что она захочет меня, Казим. Она желает гораздо большего. Иногда она меня просто пугает, знаешь ли.

– Ха! Не волнуйся, мужик: я знаю свою сестру, она идеально подходит тебе. Но сначала нам нужно придумать, как убить этого ублюдка Мейроса. – Он похлопал по рукояти своего клинка. – Кешийские ядугары думают, что используют меня, но это я использую их. Мы освободим Рамиту и заживем, как принцы.

Гебусалим, континент Антиопия

Тхани (апрафор) 928

3 месяца до Лунного Прилива

Казим здесь. Она мечтала и молилась о том, чтобы услышать эти слова, однако теперь, когда это произошло, они разрушили хрупкий мир в ее душе. За прошедшие четыре месяца Рамита постепенно попрощалась со своей старой жизнью и нашла подобие равновесия в новой; она могла уже целыми днями не думать о доме. Ее муж, поначалу казавшийся девушке таким отталкивающим, помог ей пересмотреть подобное отношение.

Но сейчас воспоминания обрушились на нее вновь: запутанные переулки Баранази, ее суетливые соотечественники, теплые руки матери, смеющийся голос отца, шум, поднимаемый братьями и сестрами. И Казим, целующий ее на крыше. Казим, смотрящий на луну. Казим, мечтающий о путешествиях и приключениях. Казим, рассказывающий ей о драках с другими мальчишками или какой-нибудь чудом вырванной победе во время игры в каликити. Тепло его руки, обнимающей ее за плечи, исходящий от его тела аромат мускуса. Прикосновение его усиков к ее щеке. Рамита страстно любила Казима, однако сейчас мысль о встрече с ним приводила ее в ужас.

Ее муж был ласковым и обходительным, но еще он был магом и мог в любой момент прочесть ее мысли. Даже одна мысль о Казиме могла стать для того роковой. Девушка начала представлять, в какую ярость придет муж, застав ее с другим мужчиной, который вдобавок еще и являлся обычным человеком. Что он сделает с Казимом, Гурией или Джаем? Страх за них почти парализовал Рамиту.

Они с Гурией провели много часов, придумав и отвергнув тысячу планов: скрыться в глуши; на коленях умолять ее мужа расторгнуть их брак и отпустить ее; уговорить Казима уехать… Рамита даже говорила о том, что убьет себя, чтобы Казим отказался от нее раз и навсегда.

Идеи Гурии были не менее противоречивыми: она то гневалась, что их братья приехали, чтобы испортить их новую богатую жизнь вдали от нелегких будней Аруна-Нагара, то делилась мрачными замыслами о перерезании глоток и ночном побеге.

Хуже всего Рамите было, когда она оставалась наедине с мужем. Она ужасно боялась, что он прочтет какую-нибудь ее безумную мысль, и даже притворилась больной. Маг приходил в ее комнату, явно желая возлечь рядом, но Рамита ссылалась на усталость, и он уходил, озадаченный и разочарованный.

Наконец у Гурии появилась идея, и на следующий день Рамита начала молить Мейроса, чтобы тот позволил ей лично ходить в мандир[15] к пандиту Омпрасаду с целью помолиться.

– Прошу, повелитель, – прошептала она. – Я хочу каждый день делать подношение, чтобы Боги даровали мне ребенка. Во сне я увидела, что это – единственный путь.

Мейрос, похоже, был настроен скептично.

– Ты слишком серьезно относишься к своим предрассудкам, жена. Что тебе поможет – так это настойчивость. И хорошее питание, – добавил он, глядя на тарелку, к содержимому которой она едва притронулась.

– Прошу, муж. Гурия часто туда ходит. Там вполне безопасно.

– Там может быть безопасно для нее, но не для леди Мейрос. – На лице мага по-прежнему читалось сомнение. Он взглянул на нее, и девушка почувствовала, что во рту у нее пересохло, а ее сердце бешено забилось. – Ты слишком переживаешь. Разве не может этот жрец приходить сюда, как он уже делал раньше?

– Мандир – это в высшей степени священное место…

– Да? Ох, ладно, но лишь один раз! – Подумав какое-то мгновение, маг произнес мягко: – Если тебя это порадует, жена, я прикажу возвести здесь небольшое святилище, чтобы ты могла молиться своим богам.

Девушку охватило ужасное чувство вины. Еще несколько недель назад она пришла бы в восторг оттого, что муж признал ее право исповедовать свою веру, а теперь это было лишь препятствием, мешавшим ей увидеться с Казимом. Она попыталась притвориться довольной.

– Спасибо, муж, – тихо произнесла она.

Мейрос нахмурился:

– Возможно, этот визит позволит тебе успокоиться. В последние две недели ты была очень импульсивной, жена. – Он погладил ее по волосам. – Не переживай. Все будет хорошо.

Борясь со страхом, Рамита кивнула.

Йос Кляйн вошел в мандир в окружении пяти солдат. Он окинул дворик сердитым взглядом. Камни были загажены голубиным пометом и усыпаны гниющими вишнями, упавшими с росшего в углу дерева. Само святилище представляло собой окруженную колоннами площадку шесть на шесть футов с крышей, открытую с трех сторон. Внутри находилась грубо сработанная статуя божества, просто раскрашенная фигура сидящего человека. Определить, кого она изображает, можно было лишь по Сив-лингаму и выгравированному трезубцу. Перед ней стояла песочница, усыпанная сожженными ароматическими палочками и цветами календулы. От разведенного Омпрасадом в углу маленького костра для приготовления пищи поднимался дым. Рядом с ним сидели еще двое мужчин в оранжевых жреческих одеждах. Их волосы и бороды были такими же спутанными и покрытыми пеплом, как и у Омпрасада, а сами они были моложе его и выглядели более атлетичными.

Кляйн сверкнул на них глазами.

– А это еще кто такие?

– Это «чела», капитан, омалийские послушники, – быстро ответила Гурия. – Они здесь уже несколько недель. Морден их уже встречал.

Кляйн взглянул на солдата, и тот нервно кивнул.

– Выведите их отсюда, – сказал Кляйн, указав на семью лакхийца средних лет, которая молилась у центрального святилища.

Они были слишком напуганы, чтобы протестовать, но с любопытством глазели на девушек, пока Морден их выпроваживал.