Наконец помытому Омпрасаду принесли старую одежду кого-то из слуг и дали еды. Пока он ел, девушки дожидались возвращения лорда Мейроса. Вернувшись и войдя в маленький внутренний дворик, старый маг взглянул на пандита и смиренно кивнул.

– Ты должна будешь сказать мне, что делать.

Засияв от облегчения, Рамита сжала руку Гурии.

– Он благословит нас, – объявила она, в восторге оттого, что ей удалось убедить мужа сделать это для нее.

Омпрасад говорил долго, с хрипом и кашлем. Его слова были полнейшей бессмыслицей, поэтому им не следовало придавать особого значения. Важным было благословение богов. Важным было то, что Рамита, сжимая руку мужа, видела, как он делает что-то для нее. Когда пандит нанес ей на лоб священный знак, девушка ощутила на себе взгляд третьего глаза Сиврамана. Она скоро забеременеет, Рамита знала это. Она вновь ощутила решимость пройти через этот кошмар.

Когда Гурия проводила старца, дав ему еды и монет, Рамита взяла морщинистую руку мужа и торжественно повела его в свои покои. Но стоило им оказаться там, где слуги их не видели, Мейрос остановил ее. Его глаза улыбались, правда, с грустинкой.

– Погоди, жена. Я ценю то, что ты делаешь. Ценю твой оптимизм и желание исполнить свой долг, но я – усталый старик. Прошлой ночью я потерпел неудачу, а сегодня у меня еще меньше энергии. Я измотан.

Однако Рамита отказывалась сдаваться.

– Тогда позволь мне помочь тебе расслабиться, муж, – сказала она кротко.

Казалось, маг собирался отказаться, но затем он пожал плечами, и девушка повела его по короткому коридору, соединявшему их покои с внутренним двориком, над которым сияла растущая луна. Сказав слугам, что им нужны горячая вода, мыло, бритва, масла для купания и ароматические палочки, она усадила мужа на сиденье с подушками и опустилась на колени у его ног. Рамите уже доводилось делать это для отца, когда у матери были месячные или когда она уходила в храм, так что, тихо напевая, девушка лила воду и масло, массировала ему напряженные пальцы, подрезала неухоженные ногти и разминала суставы. Время от времени она поднимала взгляд, тихо радуясь тому, что в глазах ее мужа на смену настороженности приходит расслабленное смирение.

Наконец она закончила и маг вздохнул:

– Спасибо, жена. Это было приятно.

Встав, Рамита стала набираться смелости для того, чтобы прикоснуться к его голове.

– Я еще не закончила, мой повелитель.

У нее был план. Для начала девушка приложила большие пальцы к вискам мага и стала их мягко массировать, стараясь ослабить его головную боль. Затем она обернула голову мужа влажным полотенцем.

– Ты позволишь мне подстричь тебе волосы и бороду, муж? – решилась спросить она.

Голову Рамиты наполнило странное щекочущее ощущение, заставившее ее вздрогнуть. Однако затем оно исчезло.

– Позволю, – хрипло произнес Мейрос.

Намочив ему бороду, девушка намылила ее сладко пахнувшим мылом и, справившись с внезапным приступом нервозности, взяла лезвие. Маг сидел с закрытыми глазами, и по его лицу невозможно было прочесть, о чем он думает. Поначалу Рамита работала бритвой неуверенно, но наловчившись, гладко выбрила ему щеки и шею осторожными движениями, после чего подрезала бороду мужа так, чтобы она была в дюйм длиной. Маг словно помолодел, и впервые за все время девушка увидела, каким он был в молодости: спокойное волевое лицо, сильная челюсть, решительный рот.

Теперь пришла очередь волос. Хорошенько намылив ему голову, Рамита глубоко вздохнула и вновь взяла бритву. Длинные, неровные, спутанные пряди облепляли его череп подобно сухой траве. Их нужно было убрать. Девушка работала терпеливо, осторожно и не торопясь, пока не убрала у него с головы все волоски, не оставив ни щетинки. Ополоснув голову мужа, Рамита натерла ее мускусным маслом.

Когда она закончила, перед ней сидел другой человек. Череп Мейроса уже успел загореть – маг начал терять волосы много лет назад, – однако, гладко выбритый, он открыл взгляду точеную форму головы своего владельца. Мейрос больше не выглядел запущенным стариком. Его вид стал царственным, а возраст – неопределенным. Череп же был бархатистым на ощупь.

Внезапно Рамита осознала, что он, наклонившись, гладит ее по голове. Поднеся руку к лицу девушки, маг убрал локон, выбившийся из ее прически. Посмотрев на него, Рамита замерла. Притянув ее к себе, Мейрос прижался своими губами к ее губам.

Его рот источал аромат горького табака, который, впрочем, нельзя было назвать таким уж неприятным. Он никогда еще ее не целовал. Усадив ее себе на колени, маг стал любоваться девичьим лицом. Его рука ласкала ее плечо. Затем взгляд Мейроса переместился на сальвар Рамиты.

– Это твое любимое платье? – спросил он мягко.

– Нет, – прошептала она.

– Хорошо, – пробормотал он.

Маг взмахнул руками, его глаза вспыхнули, и сальвар разошелся по швам. Рамита подавила желание броситься наутек. Иногда она забывала, что ее муж не был обычным человеком, – впрочем, быстро вспоминая об этом, когда он делал нечто подобное. Ей потребовалась вся ее смелость, чтобы остаться сидеть у него на коленях. Отбросив ткань прочь, он поцеловал ее левую грудь, прямо над сердцем, и Рамита задумалась, слышит ли маг его стук. Скользнув вниз по ее спине, его руки сорвали с нее остатки одежды. Словно во сне – не думай, делай – она расстегнула одеяние мужа и опустилась на его возбужденное достоинство. Рамита уже была влажной, так что ей не понадобились масла, чтобы легко принять его, и она стала медленно двигаться на нем, не позволяя ему охладеть, но и не давая излиться слишком быстро. Ее собственные соки текли все слаще и горячее. Из горла девушки непроизвольно начали вырываться крики. Она ощутила внутри медленное шевеление, словно что-то поднималось на поверхность из скрытых глубин. Почти, почти… Она была почти у той вершины, которой иногда достигала, удовлетворяя себя пальцами и которую они пока ни разу не покорили вдвоем.

Мейрос подавил крик, и все его тело выгнулось вверх. Он вошел в нее на максимальную глубину, почти заставив ее блаженно излиться… Почти. Девушка выгнула спину, ощущая странное единение восторга и разочарования. Она вознесла молитву Сивраману и Парвази, прося их подарить ей этой ночью ребенка.

Рука мага, ставшая теперь теплой, гладила ее по щеке.

– Спасибо тебе, жена.

– Благодари Богов, муж, – прошептала она набожно.

– Божественная здесь лишь ты, – ответил он, целуя ее в лоб.

Она еще долго сидела у мужа на коленях, пока он наконец не отпустил ее, укутав шалью, в свою комнату. Глядя на луну, Рамита молилась о зачатии, а затем уснула.

Всю следующую неделю он обращался с ней очень нежно и еще дважды усаживал ее себе на колени, оба раза излившись в нее. Но когда луна стала убывать, у нее вновь начались месячные.

Когда Рамита сказала мужу об этом, в его глазах не было осуждения – лишь смиренное разочарование. Он пообещал ей, что в следующем месяце они попробуют вновь.