– Нет никого, – шепнула Алина.

– Есть, – ответила Женя, – мы просто его не видим. Прислушайся к животу, он верней, чем глаза. Как теперь, чуешь?

Алина пожала плечами и снова взглянула в окно. Может, она и чует. Знает, что Женя все сочиняет, но где-то внутри так сильно и мерзко печет…

– Хватит меня пугать! Зверя не существует, есть Павел Петрович Хасс, и он человек. Видела ты его рядом с домом или так, только чуешь?..

Женя насупилась и промолчала.

– Ясно, не видела. Ну и зачем нагнетать?

– Боишься, – Женя выпуталась из шторы, – а зря, не за тобой он пришел. Кого-то другого хочет. Вот интересно, кого?

Кого?.. Алина думала об этом, когда прочитала заметки в «Мы ждем тебя, Х». Возможно, Хасс пытается отыскать семью… Он, как и папа Алины, ищет подросшую дочь. Аню семнадцати лет с улицы Космонавтов. И вспомнить не может свой дом, ведь все они одинаковые, и нападает на женщин, похожих на Анину мать. Чтобы не прятала девочку, отдала, позволила оправдаться.

– Страшно как, Женя… страшно-то как…

– Не бойся, кажется, он уходит, туда. – Женя ткнула обкусанным пальцем в сторону Дач Мертвецов. – Сегодня, думаю, не вернется. Давай посидим.

Они уселись плечом к плечу на диван и крепко схватились за руки.

– Знаешь, – призналась Алина, – недавно мне Зверь написал. Про то, что он близко и скоро придет.

– Знаю, – Женя кивнула, – только это не Зверь. Я тоже письмо получила и девчонки из группы про Хасса. Мы же общаемся до сих пор, они мне все рассказали. Девчонки в полицию собрались, ну и я потащилась с ними. Чуяла, что не Зверь, что вреда ему не причинят.

– А полиция?

– Говорят, хулиганит кто-то. Если опять начнется, надо им сообщить.

Алина вздохнула – так же ответил и Клим. Да, он ее расспросил и даже слегка успокоил, но явно при этом скучал и хотел поскорее свернуть разговор.

– Кстати! – подпрыгнула Женя. – Я там узнала про Варю. Напал-то ведь вовсе не Хасс!

– Правда? А кто?

– Какой-то ее знакомый. Сказали, Варенька оправляется, может, учить нас начнет после майских.

– Да, хорошо бы.

Алина выглянула из-за шторы. Солнце уже садилось, и небо все было в рыжих разводах. В кустах не шуршал никто, кроме птиц.

– Женя, как он? Ушел?

– Ушел, далеко. Скоро залезет в берлогу.

Алина вернулась к дивану, тронула худенькое плечо.

– Побудь со мной до прихода мамы, ладно?

– Ладно, – Женя хихикнула, – только нажарь мне картошки, очень уж хочется есть.

Ветер тащил по перрону газету. Она кувыркалась, шуршала, всплескивала краями, пока, наконец, не ткнулась Алине в ноги. Прижалась, словно ребенок, всем телом, и Саша с трудом ее отлепил. Электричка, в сумерках похожая на змею с желтыми пятнами по бокам, была давно подана. Последние дачники с баулами, ведрами и рассадой ныряли в открытые двери.

– Жалко, что ты уезжаешь, – сказала Алина, – да еще так надолго, я без тебя тут зачахну.

– Майские, время копать, – Саша кивнул на старушку с лопатой, влезающую в вагон, – нашим в деревне не справиться без меня.

– Знаю. Просто я как-то… привыкла, что ты всегда рядом со мной. Ну ничего, буду болтаться по городу с Женей. Этих-то, парочку нашу, Кирин папахен в леса забирает.

– Послушай, если вдруг Женю опять… понесет, ты мимо ушей пропускай, хорошо? У нее в голове тарарам, а тебе он не нужен совсем.

– Не нужен, – Алина носком ботинка погладила Сашину сумку, стоящую на перроне, – но в чем-то она права… Сказала, на Варю напал не Хасс, и что оказалось? Не Хасс! И письма из соцсети…

– Про письма и Клим говорил – хулиганство! Но ты же не верила Климу, считала, дяденьке наплевать. А он, между прочим, работал и тех хулиганов нашел!

– Ладно, ну не сердись, – Алина ткнула пальцем в черно-кожаное плечо, – я попробую быть реалисткой. Но Жене вообще-то не верить сложно…

– Уважаемые пассажиры! Электропоезд до станции Синеокое отправится в двадцать часов пятьдесят семь минут с третьего пути.

Саша взглянул на экран смартфона и как-то беспомощно улыбнулся.

– Мне пора. Ведите себя хорошо.

Он расстегнул сумку и вытащил несколько веток белой пахучей сирени.

– Это тебе.

– Откуда? – удивилась Алина. – Сирень ведь еще не цветет.

– С юга понавезли, там уже много всего… Послушай, у нас две минуты, и если я не скажу, то буду ужасно жалеть. Ты только молчи, обещаешь? – Он сунул ветки Алине и пригладил свои вихры. – Мне кажется, я люблю тебя. Ох, что за трусость… не кажется! Я люблю. С первой минуты. Помнишь, в сентябре, на линейке ты стояла передо мной. Ситько тебя еще в спину ударил. Я никогда не видел таких красивых лопаток, да и он, наверное, тоже не видел… Глаз вот этих, чуть-чуть японских, и мягких волос, и синичьи тоненьких лапок… И теперь, что бы ни было дальше, помни… есть ненормальный, который сделает все для тебя. Даже если взаимности не получит.

– Да… я запомнила, Саша. – Она обняла его крепко, носом прижалась к теплому подбородку. Так бы всю жизнь и стоять. И чтобы ни приключений в грязи, ни ревности, ни вранья. Внутри электрички забормотал хриплый голос, и Саша, вздохнув, наклонился за сумкой.

– Скоро увидимся, обещаю! – Он прыгнул в желтый прямоугольник, двери за ним закрылись с негромким свистом. Алина махнула букетом и, не глядя в уплывающие окна, пошла в обратную сторону. К дому.

Город, как и всегда, рано ложился спать. На улице прохожие еще встречались, но во дворы, крепко сжатые гаснущими домами, Алина свернула одна. В другой раз она бы, наверное, скинула капюшон – так лучше слышно, не идет ли кто позади, ускорила шаг, достала ключи, чтобы сразу же внутрь, не копаться у домофона. Но вечер был теплый, и пахло сиренью, и «я люблю тебя, Саша», несказанное пока, каталось во рту розовой карамелькой. Запах сирени бесил Алину с тех пор, как мама разбила флакончик с бабушкиными духами. Но одно дело старый флакончик, и вовсе другое – подарок от парня, в которого ты влюблена.

Мама после работы поехала к Ксении Львовне. Недавно звонила, что скоро двинется к дому. Вот бы подольше не шел автобус, мечтала Алина. Ей хотелось остаться в квартире одной, пусть ненадолго, на час или полчаса. Подобрать для сирени вазу, включить какой-нибудь тяжеляк, поваляться на жестком полу. Она подошла к подъезду, остановилась. Мамина комната, снаружи не подсвеченная фонарем, слепо таращилась из-за кустов. Пустыми были и окна выше – до пятого этажа. Город примолк, спрятался на изнанку, чтобы