До службы, в школьные годы, я почти всегда ездил везде с родителями. Если меня куда-то отправляли одного, то дома – проводили, а там, куда отправляли, – встретили. На первом курсе я вообще никуда не ездил.

Да, я, конечно, мог одеваться по подъёму за 35-40 секунд, мог спросонья сразу и не раздумывая броситься в драку, знал, как устроена реактивная установка, стреляющая глубинными бомбами, и помнил многие статьи корабельного устава… Но я не знал, что делать, если билетов на поезд или самолёт нету, не знал, как нужно разговаривать с таксистами, проводниками в вагонах и с официантами. Я не умел пользоваться городской справкой, плохо ориентировался в аэропортах и на вокзалах. Не знал, что такое дорого и дёшево…

Да что там говорить! Я с девушками не очень понимал, как общаться.

Родители не сразу, но всё-таки разыскали в Питере доброго и неженатого приятеля, который несколько лет назад уехал в Питер жить, а в своё время он работал с мамой на кафедре в Институте пищевой промышленности и частенько приходил к нам в гости. Он дружил и любил выпить с отцом. Именно с ним папа поспорил на то, кто будет очередным Генсеком Компартии и выиграл рубль. Звали этого приятеля Валерий Александрович. Он меня прекрасно помнил и сказал, что будет рад видеть, принять в своей однокомнатной квартире и что раскладушка у него есть.

Отец с большим трудом и через ряд знакомых раздобыл мне билет до Питера, правда, с вылетом из Новосибирска, и не через три-четыре дня, а через неделю. Так что Сергей должен был приехать в Питер на несколько дней раньше меня.

В день отъезда Сергея мы с ним встретились. У него было в Питере несколько не вполне надёжных адресов для ночлега. Какие-то аспиранты обещали его приютить в случае чего, некий бывший сослуживец по морской пехоте готов был предоставить ночлег на случай, если ничего другого не найдётся, и какой-то то ли поэт, то ли музыкант, то ли художник, чей-то общий друг дал свой адрес на крайний случай.

Я записал все возможные адреса и телефоны, по которым можно было пытаться Сергея искать, он записал адрес и телефон Валерия Александровича. А ещё мы условились, если все эти адреса и телефоны не сработают или будут потеряны, встретиться на следующий день после моего прилёта в полдень на Дворцовой площади у Александрийского столба. Сергей в Питере прежде не бывал. Такой объект был ему понятен.

Я и сам в Питере был давно. В детстве, когда папа учился в аспирантуре. А самостоятельно в этом непонятном городе не был никогда. Как ездить и ориентироваться в метро, я не помнил, а лучше сказать – не знал. Мне нечего было подсказать или посоветовать Сергею в связи с его первой поездкой в город Питер.

Я проводил его до автобуса на вокзал.

– Ну давай! Не отстань от поезда… И не упади с верхней полки, – напутствовал я его.

– А ты прочитай наконец Антонена Арто! «Театр и его двойник». А то я не буду знать, о чём с тобой разговаривать и как тебя представлять приличным людям…

Мы обнялись, и Сергей первым отбыл в экспедицию, в далёкий поход, в таинственное путешествие в поисках жизненных и творческих ориентиров.

За оставшиеся до отъезда дни я с большим трудом прочитал маленькую книжку Антонена Арто, ничего в ней не понял, но выхватил из неё и запомнил несколько лихих и весьма спорных соображений. На всякий случай. Вдруг Сергей снова спросит.

В Питер я прилетел рано утром. Перед этим я выехал из Кемерово последним вечерним автобусом до Новосибирска, четыре с лишним часа ехал, потом добирался до аэропорта, в порту сидел долго на самой неудобной в мире скамейке, а потом летел почти четыре часа. Но бодрости, жажды познания и любопытства во мне было столько, что даже тени усталости не промелькнуло в моей голове.

Мы провели тогда в Питере чуть больше двух недель. Я прилетел, и мы в тот же день встретились. Сергей позвонил на телефон Валерия Александровича. В итоге и Сергей, и я оказались в однокомнатной квартире Валерия Александровича, я на раскладушке, а Сергей на полу. Мы приходили в его холостяцкое жильё только ночевать, да и то не каждую ночь. Валерий Александрович проявил чудеса терпения и лояльности. Он был очень признателен моим родителям за те посиделки и застолья у нас дома, которые скрашивали его кемеровскую жизнь. И был радушен.

Те две недели лета в городе, в котором и за сто лет не получится разобраться, узнать его глубины и высоты, пройтись по маршрутам литературных персонажей и дорожками самих литераторов, заглянуть в его тёмные, потаённые и мрачные закоулки и посетить блистательные дворцы… Те две недели были прожиты настолько интенсивно и насыщенно, что дольше оставаться в Питере было просто нельзя. Не имело смысла. Нужно было возвращаться домой и пытаться разобраться, разложить по полочкам, осмыслить полученные впечатления и сведения… Или нужно было оставаться в Питере навсегда.

Воспоминания о тех днях и ночах, о тех двух неделях, представляются мне теперь в виде плотного клубка перепутанных до невозможности разноцветных ярких нитей. Из этого клубка торчит масса оборванных концов и нет никакой возможности распутать этот пёстрый клубок. А какую бы нитку не потянуть, всё равно она уходит в тугой узел, который не развязать и не вспомнить точной последовательности событий.

Плюс ко всему мы большую часть времени питерской экспедиции действовали порознь, стараясь собрать как можно больше информации. Так что мои собственные находки и впечатления переплелись с тем, что узнал и поведал мне Сергей.

Однако могу сказать с уверенностью, поездка та была гениально задумана, своевременно исполнена, имела огромное значение для нас обоих лично и для кемеровской пантомимы в нашем лице. Потому что в результате той нашей вылазки мы получили столь мощный импульс и творческий порыв, что подняли уровень пантомимы в Кемерово на такой уровень, на котором она не была прежде и неизвестно, поднимется ли вновь, если человечество опять вспомнит и полюбит это странное искусство, ныне забытое и даже осмеянное.

К тому моменту, как я прибыл на берега Невы, Сергей Везнер времени зря не терял. Он, как истинный морской пехотинец, высадился в Питере и преуспел в поисках того, зачем приехал.

Он выяснил в первый же день, что именно в Питере проживает и работает крупнейший в стране знаток и теоретик пантомимы Елена Викторовна Маркова. Сергей читал её книгу о Марселе Марсо и узнал, что незадолго до описываемых мною событий она выпустила выдающуюся книгу «Современная зарубежная пантомима». Более значительной, глубокой и серьёзной монографии о пантомиме на русском языке не выходило ни до ни после.

Насколько я могу знать и помнить, Сергей каким-то образом раздобыл номер её домашнего телефона, позвонил Елене Викторовне, и после недолгого телефонного разговора она пригласила его домой. Он с восторгом принял приглашение и нанёс госпоже Марковой визит.

Он поведал мне, что буквально на второй день пребывания в Питере ему довелось побывать дома у человека, которая лично общалась с Марселем Марсо, много раз бывала в городе – колыбели пантомимы – Париже, посещала все самые знаменитые парижские театры, в которых дают пантомимические спектакли и представления, и знакома с большинством самых видных и знаковых мировых артистов, практикующих пантомиму. Это было невероятно!