– И что?

– Ничего. Посоветовал старику обратиться в суд.

– И мне в суд? Дело ведь срочное!

– У вас друзья есть?

– Конечно.

– Мужики крепкие?

– В общем-то… Не слабые еще.

– Квартира ваша, без химии?

– Какая химия? Законно моя квартира, приватизированная.

– Тогда собираете друзей и выселяете в жестком порядке.

– Силой?

– Авторитетом, – усмехнулся участковый. – Иначе обещаю: будете только порог обивать. Кстати, они замок прежний оставили или сменили?

– Сменили.

– А вам ключи дали?

– Нет. Я не собирался к ним без спросу приходить, пока они жили.

– Да, – сказал участковый, – повезло им с вами.

Коле стало обидно, что какой-то пацан в форме так иронично и снисходительно о нем отозвался.

Он позвонил Сторожеву и Немчинову, те согласились помочь. Сторожев на всякий случай пригласил своего постоянного клиента и приятеля Дмитрия Бучкова, известного в узких сарынских кругах как ДБ, бывшего спортсмена-тяжелоатлета спортобщества «Динамо», а общество это, как известно, милицейское, поэтому ДБ сохранил корочку капитана милиции, пусть просроченную, обычный человек на это не обращает внимания. Он хотел даже надеть форму, которая тоже сохранилась, но Сторожев отговорил.

Субботним утром приехали вместе с несколькими автомобилями-фургонами – для имущества. Долго звонили и стучали, потом ДБ показал в глазок корочку и пригрозил сломать дверь в административном порядке. Соседи при этом затаились, не вмешивались.

Дверь открыла старуха, мать семейства.

– Извините! – сказал ДБ, осторожно отодвигая ее. – Заходите, мужики!

Мужики, то есть Немчинов, Сторожев и Иванчук, зашли. Сторожев крикнул, что, раз не хотели по-хорошему, сейчас будем выносить мебель. Скажите спасибо, что бесплатно.

Вместо спасибо началось нечто невообразимое. Появились жены братьев с малыми детьми на руках, с криками и рыданиями, старуха тоже завопила что-то на молдавском, так громко, будто ее убивали, при этом Немчинов не мог не отметить поразительное сходство многих слов с латинскими (он когда-то изучал латынь, ему нравился этот язык). Набежали старшие дети – человек шесть от трех лет до пятнадцати. За что бы ни взялись друзья, тут же в эту вещь вцеплялись несколько рук, не давали, отнимали, тащили вглубь квартиры. Братья стояли позади всех, показывая, что они сопротивляться не собираются, но родню удержать не в силах.

– Эй, вы! – крикнул им ДБ, державший дверь, которую норовили захлопнуть, чтобы затруднить вынос вещей, – скажите своим, чтобы отошли!

– Мы говорим, они не хотят, – сказал один из братьев. – Что мы, бить будем своих детей, своих жен? Ты будешь бить своих жен и детей? Мы цивилизованные люди!

ДБ так поразила речь молдаванина, что он не нашелся с ответом.

А старуха от слов перешла к делу. Выбрав почему-то Немчинова, она пошла на него с воздетыми кулачками и начала постукивать ими в грудь Ильи, крича и брызжа слюной. Немчинов отступал, а старуха била, надо сказать, хоть не сильно, но больно. Немчинов не выдержал и схватил ее за руки. Тут же все разом страшно завопили, дети завизжали и заплакали, мальчик лет пяти вцепился в штанину Немчинова, один из братьев побледнел и сделал шаг вперед. Второй остановил его взглядом.

– Я не знаю, что делать! – прокричал Немчинов.

– А мы знаем? – раздраженно спросил Коля.

– Да не обращайте вы внимания, тащите и все! – крикнул ДБ. – Я прикрою!

– Нет, – сказал Коля. – Я так не могу. Уйдите все.

Иванчук, Сторожев и ДБ вышли. Коля сказал братьям:

– Видите, до чего вы нас довели?

– Это вы нас довели, – сказал один из братьев. – Скажите спасибо, что мы милицию не вызвали.

– Постойте. Это моя квартира?

– Ваша, кто спорит.

– У вас срок аренды кончился?

– Договор кончился, мы думали, еще продлим.

– Не продлите! Мне нужна эта квартира! Моя квартира! Там машины, во дворе, я за них заплатил. Наверняка у вас есть родственники или кто-то. Переезжайте к ним, а потом снимайте что хотите, где хотите! Что не ясно?

– Дайте неделю нам.

– Давал уже! Неделю, еще неделю, еще неделю! Сколько это будет длиться?

– Неделю, обещаем.

– Не верю!

– Мы не виноваты, если вы людям не верите!

Коля вспомнил слова участкового. Еще немного, и он почувствует, что напал на чужую семью в их собственной квартире. Спорить бессмысленно. Надо уходить и придумать что-то другое.

Коля спустился вниз, вышел во двор.

– Ну? – спросили друзья.

– Чувствую, придется через суд. И пусть приставы их выволакивают.

– Зря, – сказал ДБ. – Приставы будут полгода с ними возиться.

– А ты сможешь детей вытаскивать? Старуху эту, женщин?

– Неприятно, конечно…

Сторожев сказал:

– У меня квартира довольно большая, переселяйтесь ко мне. Пока этот вопрос улаживаться будет.

– Спасибо, Валера. Может, даже и воспользуемся.

– Только не откладывайте, а то дом так стоит, что смотреть страшно.

Сторожев при этом старательно думал, что делает это вовсе не для того, чтобы Даша была рядом, а для Лили, для Коли. И ведь действительно первым порывом было помочь Лиле и Коле, но тут же вслед за этим подумалось о Даше, вот и пришлось спорить самим с собой, чтобы доказать себе, что тот в нем, кто бескорыстен, принял решение раньше, чем тот, кто имеет какую-то выгоду.

Да и выгоды никакой на самом деле – Валера в последнее время не так уж часто думал о Даше. О Наташе гораздо чаще, с удивлением обнаружив, что скучает. Хотя понимал: можно скучать по одной женщине и любить другую.

Дома Коля рассказал Даше о происходящих событиях, о заминке с выселением квартиры.

– Я что-нибудь придумаю, – сказала Даша таким голосом, будто теперь она была хозяйка в доме.

– К своим влиятельным друзьям обратишься?

– Может быть. Надо еще решить, что с Лилей делать.

– А что?

Коля, занятый все эти дни, поручил уход за Лилей полностью Даше, той пришлось бросить свои дела, фотостудию, оставить все на Володю.

– Ей хуже становится. Как-то резко, раньше так не было. Я боюсь, Коля. Ты знаешь, что у нее паралич правого глаза?

– Да. Делаю вид, что не замечаю.

– У нее и с речью хуже. Нервничает, капризничает. Лекарства не помогают, надо или дозы увеличивать, или что-то новое искать. Ей больно, понимаешь? Тебя весь день спрашивала.