— Я не понимаю, — пожаловался он, желая, чтобы происходящее оказалось слишком сложным и трудным для понимания, тем самым уговаривая Джона придумать другое объяснение.

— Я не смог убить англичанина, — тяжело выговорил Джон. — Я думал, что смогу сделать это. Но когда дошло до дела, я не смог. Я оставил дом в Англии, потому что не мог выбрать, на чью сторону встать, и не хотел убивать англичан. А теперь я здесь, в новой земле, и все равно не могу принять чью-то сторону и начать убивать.

Глаза мальчика обежали его лицо.

— Я думал, ты — храбрый воин, — с упреком сказал он.

Джон покачал головой:

— Нет, похоже, что нет.

— Но ты — друг моего отца!

— Больше нет.

— И Сакаханна любит тебя!

Движение позади него заставило Джона обернуться. Там, глядя на него, стояла Сакаханна. Мужчина и мальчик повернулись к ней лицом, ожидая ее приговора.

— Что ж, наконец ты решил, — спокойно сказала она. — В конечном итоге ты все-таки англичанин.

Джон медленно упал на колени, на оба колена — так он становился только перед величайшей королевой Европы, да и то нехотя.

— Да, — сказал он. — Я не знал этого до того самого момента, когда понадобилось пролить их кровь. Прости, Сакаханна.

Она смотрела на него и сквозь него, как будто прекрасно понимала, что происходит в его душе, и на мгновение Джон понадеялся, что будет прощен, что их непоколебимая любовь преодолеет даже это. Но она отвернулась, щелкнула пальцами своему мальчику и пошла легкой походкой вдоль по улице в свете рассвета. Она не оглянулась. Он знал, что никогда больше она не посмотрит на него с любовью.

Воины вернулись домой, торжествуя. Первая волна атаки на дома, расположенные далеко друг от друга по берегам реки, прошла отлично. Атака на Джеймстаун застала спящий город врасплох. Почти пятьсот колонистов были убиты, но как только поднялась тревога, армия индейцев отступила. Хотя внезапное нападение на форт удалось вполне, город раскинулся теперь так широко и дома были настолько хорошо защищены ставнями и надежными, прочными дверями, что невозможно было выиграть всю войну одной-единственной битвой. Воины отступили, чтобы перегруппироваться, залечить раны и похоронить мертвых. Потом они собирались наступать снова.

Тем временем губернатор в Джеймстауне объявил военный сбор по тревоге и собрал всех мужчин, способных нести оружие, и охотничьих собак для контратаки. Он призвал колонистов к войне на уничтожение, чтобы решить вопрос раз и навсегда.

— Нам нужно уходить, — сказал Аттон, когда вернулись все мужчины. — Глубже в лес, возможно, перебираться через реку, спрятаться между протоками в дельте. Как только деревня будет надежно укрыта, мы можем снова выйти и сражаться.

Женщины сразу же разошлись по домам укладывать пожитки.

— А что будет с урожаем на полях? — спросила Сакаханна.

Он сделал жест, означавший, что урожай потерян.

— Возможно, позже. Возможно, мы сумеем вернуться, — сказал он.

Они обменялись острыми суровыми взглядами. Он отметил жесткие линии, что пролегли у нее вокруг рта, и Джона, беспомощно топтавшегося у нее за спиной.

— Ты ранен, — сказала она.

— Просто ушибся. А ты?

Она отвернулась.

— Просто ушиблась.

Они шли целый день. Как-то раз во время остановки они услышали звук охотничьего горна и лай собак. По их следу шли гончие губернатора сэра Уильяма Беркли. В этот сезон охота на индейцев обещала быть самым увлекательным видом спорта для колонистов.

Индейцы сразу же перебрались через реку. Мужчины несли детей на плечах, женщины шли вброд по грудь в быстрой воде, без единого слова жалобы. Потом они еще раз пересекли реку, и Аттон в быстром темпе повел их дальше.

Джон шел позади, помогая старикам и старухам поспевать за всеми, неся за них поклажу. Сакаханна никому не рассказала о том, что произошло между ней и мужем, но ей и не надо было говорить. Все видели, что Орел больше не шел рядом ни со своим другом, ни с женой. Все видели, что он был мертвецом для Аттона и Сакаханны, так же верно, как если бы он вошел в Джеймстаун, сражался, как герой, и пал смертью храбрых. Поэтому они позволяли ему нести их поклажу и поддерживать при переходе через реку, будто он был камнем или деревом, словом, чем-то полезным. Но они не разговаривали с ним, не улыбались ему и даже не смотрели ему в глаза.

Весь день они шли туда, куда вел их Аттон, все ближе и ближе к морю, где москиты поднимались облаками из пропитанной влагой травы и корней, где деревья низко склонялись над темной, илистой, соленой водой. Ближе к ночи они отыскали клочок земли лишь немногим выше уровня прилива.

— Здесь, — сказал Аттон. — Строим хижины, но никаких костров.

Ночью умерла одна старуха, и над ее лицом сложили кучку из камней.

— Идем дальше, — сказал Аттон.

Весь день они снова шли вперед все в том же изматывающем темпе. Старик и старуха остановились на обочине тропы и сказали, что дальше не пойдут. Аттон оставил им лук и стрелу, чтобы они могли хоть ненадолго задержать преследователей, и дал крошечное лезвие из остро заточенного куска коры, чтобы они могли вскрыть себе вены, но не попасть в плен.

Никто не остановился, чтобы попрощаться с ними. Безопасность племени была важнее прощальных слов отдельных людей. Аттон хотел увести племя как можно дальше.

На третий день они добрались до небольшой возвышенности в самом сердце болот, и Аттон скомандовал, что все могут отдохнуть. Есть было нечего, кроме сухой муки, которую они смешивали с болотной водой. Аттон отправил голодных разведчиков назад по тропе, чтобы проверить, была ли за ними погоня. Когда они вернулись и сообщили, что преследователей нет, он послал их снова. Только после того, как на пятый день разведчики вернулись в третий раз, он сказал, что женщины могут разводить костры и начинать собирать еду, а мужчины могут отправиться на охоту.

— И что будет с нами теперь? — спросил Джон одну старуху.

— Мы живем здесь, — ответила она.

— Посреди гнилого болота?

Она посмотрела на него так, что без всяких слов ему стало понятно — она презирала его за слабость.

— Посреди гнилого болота.

Лето 1644 года, Англия

Слухи весны и раннего лета, сумасбродные догадки и предположения о мелких стычках по всей стране и, наконец, в июле, об ужасной битве при Марстон-Муре, доходившие до Ламбета через Лондон, делали предсказания Александра верными.

Александр писал Эстер:

Не могу приехать, чтобы повидаться с вами, так занят сейчас. Всем нужны боеприпасы. Свершилось важное сражение в Йоркшире, и победил в нем парламент. Я слышал, что принц Руперт встретился с самим Кромвелем и что Кромвель одержал победу.