Вот это мне понравилось! Действительно: сядет учительница обедать и сразу вспомнит, как несправедливо она со мной обошлась. Поставила двойку, а я через моря и горы, через дикие джунгли и знойные пустыни вёз ей золотую тарелку. Здорово!

Обсудили мы с Томеком и другие подробности. Решили, что Томек возьмёт ещё и компас, хотя он испорчен; всё-таки с компасом как-то солиднее. А я прихвачу новую бельевую верёвку: если нам удастся приручить какого-нибудь хищника, мы приведём его на верёвке в школу. В подарок одноклассникам на память о нашем путешествии.

А клад разделим дома. В случае недоразумения наш директор или родители решат, кто из нас прав. А потом Томек разделит свою часть на четыре кучки: маме, отцу, сестре и себе. Нас в семье только трое, но я отложу кучку и для бабушки. Бабушка, любимая, сколько раз она меня от трёпки спасала!..

Отъезд назначили на последний день старого года. В этот день у взрослых особенно много дел, они очень замотаны, им не до нас. План выработали такой: когда у Томека все заснут, он потихоньку вылезет в окно. Я лезть в окно не могу, мы живём на четвёртом этаже, поэтому мне придётся ещё с вечера как будто пойти к бабушке. В праздники мы всей семьёй обычно с самого утра приходим к бабушке. А я иногда с вечера к ней ухожу.

Удалось всё прекрасно. Рюкзаки были спрятаны у Томека — в сарайчике, во дворе. Я сказал дома, что иду к бабушке, а сам, прихватив круг колбасы и шоколадный торт, направился к дому Томека. Там и крутился, пока он не вышел. Мы купили билеты до Турека, то есть Томек купил. Пока всё шло гладко.

Когда поезд тронулся, нам сразу захотелось есть. Я поделил на две части шоколадный торт, потому что для дальней дороги это всё равно слишком хрупкий продукт. Мы его съели. И тут Томек стал ворчать, что я несправедливо разделил торт, не по-товарищески.

— Как это «несправедливо»? — говорю. — Ведь на торте было написано глазурью: «Поздравляем с Новым годом». Ты получил «Поздравляем», а мне досталось «с Новым годом» — как раз по одиннадцати букв на каждого.

— Но у тебя ещё интервал между «с» и «н», — упирался Томек.

— Это верно, — говорю я, — но учти, что я, пока тебя ждал, очень проголодался. Ты-то ужинал, а я нет, только должен был поужинать у бабушки.

Но Томеку определённо хотелось поругаться. Он взвесил наши рюкзаки на руке и определил, что мой легче. Значит, заявил он, мы должны таскать их по очереди.

Мне это не понравилось. Во-первых, кто просил Томека брать такой большой тяжёлый нож, а во-вторых, если бы в моём рюкзаке ещё находился тот торт, который мы съели, рюкзак был бы значительно тяжелее. Ведь у меня там верёвка, сухари, круг колбасы, дюжина яиц, три куска мыла, которые до сегодняшнего дня сушились на шкафу.

— А зачем таскать столько мыла? — придирался Томек.

— Для пены, — напомнил я ему. — А ещё, носовые платки — чем будем стирать? Пусть в этой Турции не думают, что мы не знаем, как себя вести в заграничной стране. И шею время от времени придётся мыть.

— Меня мама вымыла к Новому году, — говорит Томек. — Хватит на всё путешествие, туда и обратно. Выкидывай своё мыло. Одного куска хватит.

Мама ещё месяц тому назад купила это мыло, оно было сухое-пресухое, — с ума я, что ли, сошёл — такое добро выбрасывать!

А Томек всё ворчал да ворчал, даже когда мы уже подъезжали к Туреку. Только мы высадились, не успели ещё присмотреть ни одного турка, как вдруг подходит к нам милиционер, молодой такой, и спрашивает, не нужно ли нам чего. Мы ответили, что нет, что совершенно, абсолютно ничего нам не нужно. А он говорит, что после ночи в дороге, мол, хорошо горячего чаю напиться, ведь погода стоит холодная, и потому не пройдём ли мы с ним в дежурку.

Нам и без чаю сделалось так жарко, что даже пот прошиб, хотя мы оба почему-то дрожали. А Томек шёл такой тихонький, покорный — такой же, как я!

Вошли в дежурку и слышим — милиционер рапортует:

— Нашлась пропажа, товарищ комендант!

Мы сразу поняли, что всё потеряно. А комендант улыбнулся нам и сказал:

— Привет, путешественники! Присаживайтесь.

Он снял трубку, позвонил в Варшаву и сообщил кому-то, что мы нашлись и через два часа будем дома.

Действительно, через два часа мы прибыли обратно. На этот раз билеты нам уже ничего не стоили, потому что нас вёз тот молодой милиционер.

Сперва мы проводили Томека — он живёт ближе к вокзалу. Я очень удивился: была ночь уже, а у них никто не спал. Потом пришли к нам, и оказалось, что у нас тоже никто не спит.

Что было дальше, лучше не вспоминать…

А с Томеком в серьёзное путешествие я больше не поеду. Растяпа он: окно не закрыл, его мама проснулась от сквозняка и сразу же увидела его записку. А написал он, что едет со мной в Турек, а потом дальше, в Турцию, за кладом, и что, когда вернётся, возместит все убытки, включая и брюки.

А моя мама очень жалела торт с глазурью, потому что испечь ещё один такой у неё уже времени не было. А папа потом весь год вспоминал, что это была страшная новогодняя ночь.

Наконец что-то для нас

Первомайские праздники мне всегда нравились. И уроков в школе нет, и отпускают накануне чуть раньше, и родители вечером куда-то уходят. А наутро по улицам плывёт демонстрация, оркестры играют наперебой, колонны демонстрантов несут разное красивое оформление. Моя тётя живёт на Маршалковской улице, и из её окон всё чудесно видно. Я пообещал Томеку взять его с собой к тёте. Всё равно у неё всегда столько народу собирается, что и для него места хватит.

В этом году я начал радоваться задолго до Первомая, примерно за две недели. Дело в том, что я повстречал во дворе Касю. Остановились поболтать. Она мне всегда рассказывает, что слышно у них в школе. Иной раз послушаешь, что у других делается, и для себя что-нибудь полезное узнаешь. В этот раз Кася спросила:

— В вашей школе то же самое постановили, что и в нашей?