наша эскадра… А на самой планете ничего не изменилось, да нам там и шагу ступить было нельзя – везде чёрные патрули… Едва ноги унесли. Экселенцу, наверное, хотелось находиться в центре событий, только событий никаких особых и не было.

– А я ведь поначалу, по глупости своей чуть было не поверил, что наконец-то мы с ними встретились, – сказал Горбовский. – Знал, что невозможно, что ничего хорошего получиться не может, и то, знаете ли, загорелся как мальчишка какой…

Комов только тяжело вздохнул.

– Я даже успел расстроиться от того, что командовать туда послали Рудольфа, – Леонид Андреевич печально улыбался. – Но, слава богу, скоро выяснилось, что даже он ничего не сможет там испортить. А вот провести эвакуацию – это пожалуйста.

* * *

– Потеряли целую планету, – сказал Павел.

– Там ещё восемь материков, – заметил Комов.

– Так ведь они не остановятся. Это теперь уже не просто Орден, это весь народ – Орден. Для остальных материков это будет как лавина, конкиста…

– Да, кстати, Паша, – сказал Горбовский, – а как, по-вашему, для чего Странникам вся эта кутерьма? Эта трансформация, психопрограммирование, как вы говорите.

– Занятное предположение, – хмыкнул Комов.

– Я даже не знаю, для чего им это, – Павел пожал плечами. – Ведь не прогрессорством они решили наконец заняться.

– Хорошо, что тебя Сикорски сейчас не слышит, – весело сказала Анка. – Мне начинает казаться, что он именно прогрессорской акцией это и считает. Ну, конечно, прогрессорской на манер самих Странников. Он, может быть, боится, как бы это не было репетицией перед Землёй.

– Ну, да – под носом у Земли, – сказал Павел. – Просто нам надо было в своё время не улыбаться снисходительно, глядючи на Святой Орден, а понять, какую силу там имеет религия. И тексты ихние святые почитать – там ведь всё честно и откровенно прописано было: и на счёт скорого преображения мира, и что Орден – орудие этого преображения, и на счёт причастия-преображения, на которое они сгоняют народ.

– Пока никаких изменений не отмечено, – сказал Комов.

– С орбиты не отмечено? – спросил Павел.

– Ну, не надо ссориться по пустякам, – попросил Горбовский. – Так хорошо… сидим. Такой вечер, вон ласточки чирикают. К дождю, наверное.

Сам он полулежал в большом кожаном кресле.

– Хотите, я вам кофе сейчас сварю? – предложил Леонид Андреевич.

– Ой, сварите, пожалуйста! – захлопала в ладоши Анка.

* * *

– Геннадий Юрьевич, сделайте милость, освободите там место на столике, – сказал Горбовский, появившись в дверях с подносом в руках. На подносе стояли маленькие чашечки и дымились. – Анечка, идете скорее сюда. Это надо пить сразу же, пока горячий.

– Тут так красиво, Леонид Андреевич, – сказала Анка с веранды. – Солнце почти село, а вон та-ам такая огромная туча в виде наковальни, и молнии уже проскакивают…

Горбовский сам принёс Анке её чашку и посмотрел на тучу.

– Так это, знаете, какая гроза сейчас начнётся! Она же прямо сюда идёт. Никуда я вас теперь не отпущу. Оставайтесь, у меня места много.

Они зашли в комнату, Павел и Комов так молча и сидели на своих местах. Дули на кофе.

– Может, я свет зажгу? – предложил Горбовский.

– Нет, не надо света, – сказала Анка. – Так хорошо в полумраке.

– Ну, тогда камин, – решил Горбовский и пошёл за дровами.

* * *

– Знаете, отчего мы все так это переживаем? – сказал Горбовский. Он снова поудобнее устроился в своём кресле и вытянул к огню свои длинные ноги.

– Отчего, Леонид Андреевич? – живо спросила Анка.

– По-моему, во всей Галактике мы только в Странниках увидели своё подобие. Этакая мощная, деятельностная галактическая цивилизация. Всё время куда-то стремящаяся. И нам ужасно захотелось найти их, посмотреть друг другу в глаза, побеседовать по душам… Почему-то мы думали, что они смогут нас понять. И нам казалось, что мы понимаем их. Мы всё время шли по их следу, как щенок бежит, звонко тявкая, за большой собакой. Но ведь она не обязательно примется его облизывать, когда он в шутку тяпнет её за лапу.

Снаружи громыхнуло, прямо над крышей.

– Вот это да! – восхищенно прошептала Анка. У неё в глазах весело плясали отблески огня в камине. – А дальше…

– И вот теперь они отмахнулись от нас. Так лениво, как от надоедливой мухи. Газеткой. Изящным таким жестом.

– Щелчок по носу, – сказала Анка. – Обидно.

– Вот именно, что обидно, – согласился Горбовский. – И хорошо, еще, что только щелчок. Ведь вся эта история пока ещё практически неизвестна общественности… Стараниями вашего шефа, Аня.

– Ну, вообще-то он прав…

– Да я и не спорю, наоборот! Ведь если эта история получит широкую огласку и будет осознана… То это получится очень сильный удар по самолюбию человечества, по нашему огромному галактическому самолюбию. Человечество тянется к Странникам как к тайне, хоть и побаивается её. Оно готово испытать ксеношок при встрече с ними, но не презрительное отстранение. Кстати, “щелчок по носу” – это уже наша собственная эмоциональная оценка. Мы не можем посмотреть на ситуацию их глазами. И такие наши оценки могут быть гораздо жёстче. Нам ведь ничего не стоит посчитать это чуть ли не предательством со стороны братьев по разуму. Мы их так долго искали, а они! Человечество, чего доброго, может ещё взять и обидится на Странников, а это ещё хуже по последствиям, чем переживать свою открывшуюся инфантильность в галактическом масштабе.

– Лично я, – бодро заявила Анка, – ничего такого переживать не буду, так как это всё несущественно. А тем более обижаться я не стану. Даже на Странников – я вообще ни на кого в жизни не обижаюсь.

– А “я” – последняя буква в алфавите, – как-то очень уж серьёзно сказал Павел и рассмеялся. Анка сначала наморщила лоб, уставившись на него, а потом тоже засмеялась. Видимо, это была какая-то старая шутка.

– Леонид Андреевич, – Анка поднялась с ковра, на котором сидела перед камином, и потянулась, – где тут у вас кухня? Давайте я приготовлю кое-что посущественнее…