восторг между строк письма Николая родительнице после того, как он впервые увидел царскосельские апартаменты:

«Когда мы вошли в комнаты Алике…. печальное настроение прошло, и в нас поселилось великое удивление тем, что мы увидели… Бывает, что, когда мы сидим в одной из комнат, мы просто молчим и смотрим на стены, камины и мебель… Два раза мы ходили наверх в будущую „детскую“, комнаты вышли тоже замечательно чистые, светлые и уютные».

Комнаты эти явились тем миром, в котором обитала одна из счастливейших семей России, и, как отмечают многие из их сторонников, к сожалению, свет, источаемый этим чудесным, любящим семейством, не смог осветить пресытившееся, разложившееся светское общество в Санкт- Петербурге и за его пределами.

Чрезвычайная поспешность брака привела и к другим большим осложнениям для молодой супруги Царя. Кликуши кричали: «Она пришла к нам за гробом», — поскольку в Петербурге ее впервые увидели облаченной в траур во время похорон Царя Александра III. Ей пришлось общаться со своими подданными прежде, чем она успела изучить их язык и освоить сложные обряды и службы Православной Церкви, искренней последовательницей которой она стала.

Скромная свадьба состоялась через неделю после похорон. Никаких торжеств не было. Не было устроено приема, чтобы дать друзьям и родственникам возможность поздравить молодых и порадоваться вместе с ними, и, как следствие, не было той спонтанной связи с народом, которая возникает во время импровизированных уличных празднований такого важного события. Не было и медового месяца, поскольку молодой Император должен был тотчас взвалить на себя тяжкую ношу обязанностей, к выполнению которых его так и не подготовили как следует. Ведь его отцу было всего сорок шесть и на вид он казался крепким и сильным. Из-за этого молодая Царица редко видела своего мужа и часто оказывалась в одиночестве.

Следует отметить, что русский Двор значительно отличался от других Дворов Европы. В Москве и Петербурге, как и в их окрестностях, существовал не один и не два, а множество императорских дворцов и при каждом — армия слуг, которых можно было использовать во время пребывания там Императорской семьи. Облаченные в яркие, зачастую экзотические одежды, они суетились, исполняя свои обязанности, отворяя двери и с поклонами внося подносы с яствами или посланиями. Многие из них выполняли четко определенные обязанности: костюмеров, секретарей, горничных, слуг, гувернанток, кучеров, скороходов, садовников, сторожей, поваров и т. д. и т. п. Императорский дворец походил на большую механическую игрушку, где каждый из челяди, одетый в особый костюм, двигался собственным, установленным для него маршрутом, подобно деталям сложного механизма. Механизм этот был заведен и пущен в ход давным-давно и продолжал работать по инерции, независимо от того, какой была данная Императорская семья, которую он обслуживал.

Граф Владимир Фредерикс, министр Императорского Двора и уделов, следил за протоколом и выполнял многочисленные обязанности, зачастую ставившие в тупик постороннего наблюдателя. К примеру, он имел в своем распоряжении особую команду слуг, которым было поручено разбивать молотками отслужившую срок императорскую фарфоровую и стеклянную посуду, для того, чтобы ее не использовали недостойным образом. Великий Князь Александр Михайлович, известный в семье как Сандро, накануне женитьбы на Царской сестре, Великой Княжне Ксении Александровне, был поражен, увидев подарок тестя. Ее сестра, Ольга, впоследствии вспоминала: «Согласно обычаю, Папа подарил жениху белье — по четыре дюжины дневных, ночных и других рубах. В числе предметов, составляющих приданое жениха и невесты, были ночные халаты и туфли из серебряной парчи. Один халат весил шестнадцать фунтов. По традиции Дома Романовых, Великий Князь и Великая Княгиня должны были надеть их в брачную ночь».

Барон (впоследствии граф) Фредерикс раздавал от имени Царя награды и подарки, хотя Государь порой не знал об этом и удивлялся, когда награжденный благодарил его. Анна Вырубова, приближенная Императрицы, вспоминала, что Александра Феодоровна была не в силах внести хоть какие-то изменения в устоявшиеся дворцовые порядки. Из года в год ставились одни и те же стаканы в серебряных подстаканниках, одни и те же тарелки с горячими булками, одно и то же английское печенье. Ни пирожных, ни иных лакомств не подавали. «У всех бывает вкуснее чай, чем у нас, и более разнообразия», — жаловалась она Вырубовой. Гиббс называл Императорский дворец лабиринтом, в котором ему с трудом удавалось найти уголок для занятий со своими подопечными.

Александровский дворец был величественным сооружением. Слуги были там повсюду. Границу, отделявшую этот интимный мир от остальных дворцовых помещений, охраняли четыре кричаще одетых экзотических телохранителя. У дверей рабочего кабинета Царя или будуара, где отдыхала Императрица, стояли огромного роста эфиопы в алых шароварах, шитых золотом куртках, туфлях с остроконечными загнутыми вверх носками… За стулом Императрицы стоял арап Джимми… В действительности же это был негр по имени Джим Геркулес… В отпуск Джим ездил в Америку, откуда привозил детям гостинцы — банки повидла из гуайавы. Единственной обязанностью этих живописных стражей было открывать и закрывать двери, ведущие в покои Императорской семьи, при появлении и уходе посетителей.

Но этот замысловатый ритуал, существовавший со времен Екатерины Великой, за дверьми помещений Царской семьи переставал существовать и, похоже, не оказывал никакого влияния на простые вкусы и привычки сплоченной Семьи Николая и Александры. Гиббс рассказывает, что Императорские дети «жили в верхнем этаже, у них были собственные гостиные, столовая, спальни и ванные комнаты. К ним можно было в любое время легко подняться по отдельной лестнице». Жившие в этих помещениях «юные Великие Княжны воспитывались строго: спали на походных кроватях, умывались холодной водой и ели очень простую пищу. Пирожные к чаю подавались редко».

Разумеется, Гиббс еще не знал об этих порядках. Проехав мимо величественных зданий и охранявшего дворец наряда казаков, после расспросов многочисленных охранников и полицейских агентов он входил во дворец через распахнутые перед ним слугами в ливреях двери, в то время как другие служители кидались к нему, чтобы принять шляпу. Должно быть, англичанин удивился, когда его привели в очень скромную, обшитую деревянными панелями классную комнату, в которой находились один большой квадратный стол, несколько стульев с прямыми спинками, доска, стеллаж для книг и на стенах — множество избранных икон и картин. Мадемуазель София Тютчева представила оказавшегося в этой непритязательной обстановке Гиббса его будущим ученицам — Великим Княжнам Ольге и Татьяне, которым в то время было тринадцать и одиннадцать лет. В присутствии воспитательницы, несколько смущавшем его, учитель должен был дать первый урок Царственным ученицам, которых он никогда прежде не видел.

Благодаря то ли простоте обстановки, то ли приветливости и отзывчивости девочек, а, может, вследствие опытности и тщательной подготовки, Гиббс сумел