были заподозрить, что Бэкон, член парламента, пишет пьесы для общедоступного театра – этого рассадника распущенности, безделья, разврата и пьянства, словом, порождения дьявола. Но секрет Бэкона был секретом полишинеля, что было прискорбно. Именно поэтому он так и не получил никакой государственной должности при Елизавете. Ни сама королева, ни ее первый министр, дядюшка Бэкона, не могли доверить дело государственного правления в руки сочинителя пьес, да еще мечтающего об идеальном – платоновом – строе.

Оставалось найти подтверждения дружбы Бэкона и Ратленда. Их оказалось много.

Хотя бы «Геста Грейорум» – небольшая книжица, описывающая рождественские увеселения в Грейз-инн. В организации этого празднества участвовали Бэкон и Шекспир. Шекспир написал для него всю первую часть и пьесу «Комедия ошибок», Бэкону принадлежат шесть ораторских речей. Устав шутливого ордена Шлема написан, по-видимому, и тем и другим.

Есть еще письма Бэкона графу Ратленду, особенно впечатляют два. Первое написано вслед графу, уехавшему путешествовать по Европе. В нем Бэкон излагает свои любимые мысли о важности просвещения и наук и дает советы, как лучше развивать ум и обогащать его знаниями. Письмо глубокое и серьезное – такое пишут любимым ученикам. Еще одно послание – очень теплое, совершенно не похожее на все остальные письма Бэкона. Он зовет своего друга скорее вернуться домой, чтобы продолжить «работу нашей обоюдной доброй воли».

Мы не знаем точно, какими были формы сотрудничества этих двух гениев. В первое десятилетие оно было более тесным. Во второе они писали каждый свое под одним псевдонимом. Бэкон пользовался им реже, он действительно перестал писать пьесы, чувствуя, что поэтически не дотягивает до гениально одаренного ученика.

Бэкон не обладал поэтическим даром, но прозу писал превосходную, был широко и глубоко образован; знал, как, пожалуй, никто в Англии, европейскую литературу, психологию, филологию, был в курсе всех научных открытий. По его собственным словам, он сделал предметом своих занятий все области человеческого знания. Первой его задачей по возвращении из Европы, где он провел два с половиной года, было создание английского литературного языка и английской драмы. Ему в это время было девятнадцать лет. И еще он был прирожденный Учитель. И как же ему – и всему человечеству – повезло, что в его руки спустя десять лет попал гениальный мальчик Роджер Мэннерс, граф Ратленд. Он, по-видимому, очень быстро распознал великий поэтический дар своего подопечного. И, возможно, давал ему переписывать собственные пьесы(«Тит Андроник»). Скорее всего, поначалу они и сами не знали, кого считать автором некоторых пьес. Они оба – авторы, у них была одна муза Афина Паллада.

Все это описано в комедиях Бена Джонсона. Его отношение к Шекспиру было очень сложным. Шекспир – его главный соперник. Не будь его, верхнюю ступеньку на пьедестале славы занимал бы он, «несравненный Бен», а так – всегда второе место. И все из-за этого лорда и «шута горохового», которому так благоволит Фортуна: и знатен, и богат, и талантлив.

Замок, друзья, родовая библиотека, много досуга, охота – и никаких забот о хлебе насущном.

Да еще такой Учитель!

Неизвестно, состоялся бы Шекспир, не будь его наставником столь великий ум. Бен Джонсон, который мгновенно и пристрастно откликался на все настоящие и мнимые обиды, просто не мог оставить в покое графа Ратленда. Он и не оставил. Граф присутствует почти во всех комедиях Бена. В них отражается то, как менялось на протяжении жизни его отношение к Шекспиру. От завистливого осмеяния до рвущей душу ностальгической любви в самых поздних пьесах, особенно в «Новой гостинице» и «Печальном пастухе», действие которого происходит в Бельвуарской долине, там, где стоял грозный замок – семейное гнездо графов Ратлендов. Пьесу Бен не дописал. Мне кажется, что если бы он продолжил ее, у него разорвалось бы сердце. А может, оно потому и разорвалось, что он ее начал. Это был уже конец жизни, ушли все дорогие друзья – Бэкон, Флетчер, Джон Донн. Все ушли – король Иаков, его старший сын, наследный принц Генри, последний английский рыцарь. Канула в прошлое старая добрая Англия, которую он когда-то осмеивал, а вот теперь с сокрушением видел, что наступают худшие времена.

Но в начале 1620Их годов, когда издавалось Первое Фолио, это тоскливое примирение с прошлым еще не поселилось в его душе.

1622 год, десять лет со дня смерти графа Ратленда. Он же Шекспир, общепризнанный великий драматург. Друзья собрались издать его сочинения, и – опять целая история. Поди разберись, какие пьесы, выходившие под псевдонимом Уильям Шекспир, включать в сборник; где те, что никогда не игрались и не печатались. Все это через десять лет Бен Джонсон опишет в пьесе «Леди Магна».

Первое Фолио увидело свет в 1623 году. Прошло 377 лет со дня его появления. А оно все еще полно для нас загадок. Самая удивительная – портрет на титуле, гравюра совсем молодого художника Мартина Дрэсаута. И сегодня, кажется, она решена.

Портрет не может не удивлять: ничего не выражающее, отсутствующее лицо-маска, видна даже линия, идущая от уха к подбородку. Голова, посаженная на широкий, как поднос, накрахмаленный воротник, словно витает вместе с ним над плечами, руки изображены лишь по предплечье, но главное: рукава и вся левая половина туловища явно изображены задом наперед. Стратфордианцы предпочитают замалчивать этот «промах» молодого художника либо объясняют его плохим, по молодости, владением техникой гравирования.

Антистратфордианцы, разумеется, уловили в портрете зашифрованное послание, но какое – не знает никто. В самой скандальной бэконианской книге «Шекспир-Бэкон» автор Эдвин Дэринг-Лоренс торжественно объявил о разгадке портрета: «Нет никакого сомнения, что это хитроумная криптограмма, представляющая две левые руки и маску. Правый рукав, очевидно, изображен задом наперед. Это может подтвердить любой портной». Портные, между прочим, действительно подтвердили. Две левые руки – ну и что? Какое послание в них заключено? Перед нами классический пример говорящего титульного листа; Дэринг-Лоренс прав, это криптограмма. В ней зашифровано некое сообщение. Если наша гипотеза о Ратленде и Бэконе верна, то портрет расшифровывается просто. Но это сейчас так кажется. Додумалась я до этого, заставив работать воображение.

Сэр Дэринг-Лоренс видит на гравюре две левые руки, но они ему ничего не говорят, ведь Шекспиром для него всегда был один Бэкон, оттого такая странная аберрация. Мое убеждение: к шекспировскому наследию причастны два человека, и я увидела две правые руки; та, что кажется Дэрингу-Лоренсу левой, для человека на портрете – правая, но и другая у него правая, если взглянуть на портрет с обратной стороны. Две правые – пишущие – руки и маска. В этом