пропасть между высокоблагородной сущностью дела и приземленным противоречием документов… Написать определенный вид литературной биографии, богатой подробностями об “ускользающем я” (“The momentory self”, слова У.Б. Йейтса. – М. Л.) – очевидно, нельзя… Несмотря на бесплодность настоящего, каждый век жаждет создать собственный синтез, так что попытки будут делаться. А Шекспир тем временем жив и пребудет» [246].

ПОРТРЕТ ШЕКСПИРА ПЕРВОГО ФОЛИО

Вокруг Первого Фолио клубится пыль сомнений, и если сомнения обернутся фактами, то эта краеугольная опора стратфордианцев будет выбита у них изИпод ног. А тогда зашатается и памятник – вторая (и последняя) незыблемая опора ортодоксальных шекспироведов.

Для большего понимания, что означает первое полное собрание работ Шекспира, приведу еще одну историческую подробность, уточняющую литературную обстановку того времени.В первую половину XVII века вышло всего четыре собрания сочинений авторов того времени: в 1616 году Бен Джонсон опубликовал ин-фолио девять уже выходивших пьес под названием «Сочинения Бенджамина Джонсона» («The Works of Beniamin Jonson»). Издание роскошное, оно вышло повторно в 1640 году, уже после его смерти; Первое Фолио Шекспира (1623); второй том «Сочинений Джонсона» в том же 1640 году; ив 1647 году выходят 37 пьес Бомонта и Флетчера тоже ин-фолио. Так что Первое Фолио – это, безусловно, признание Шекспира «звездой поэтов» – «thou Starre of Poets», как назвал его Джонсон в оде, предваряющей Первое Фолио. Об этом свидетельствует и роскошный вид тома. Это значит, что Шекспир бесспорно играл одну из главенствующих ролей в драматургии того времени.

Если не наипервейшую.

В Фолио помещена одна из двух гравюр, претендующих на сходство с реальным Шекспиром.

Это знаменитый портрет Дрэсаута. Он вызывает на первых порах и злость, и недоумение у исследователей и читателей. Была такая прекрасная возможность – оставить потомкам портрет Шекспира! И такая досада: гравюру Мартина Дрэсаута портретом живого человека не назовешь. В ней столько огрехов – слишком большая голова, рот сдвинут под ноздрю, на слишком высоком лбу огромная залысина, ниспадающие на уши волосы чересчур густы, туловище по сравнению с головой заужено и т. д.

Во время работы над гравюрой ему было двадцать два года, не такой уж юный возраст в то время. Принадлежал он к семье профессиональных граверов, выходцев из Фландрии, так же как скульпторы Гаррети Николас Джонсоны, авторы памятников Шаксперу в Стратфорде и трем графам Ратлендам, включая пятого графа Роджера Мэннерса, в деревенской церкви Боттесфорда, местечка, что в нескольких милях от замка Бельвуар, родового гнезда этой древней фамилии. Памятник графу Роджеру (1619) и памятник в Стратфорде, сделанный в 1620 году, по мнению сэра Сидни Ли, следуют одному наброску [247]. Я убедилась в этом собственными глазами.

Гравирование возникло вскоре после изобретения книгопечатания, и около двух столетий первенство в производстве гравюр-иллюстраций принадлежало Голландии и Фландрии.

Во время гонений на протестантов в этих странах многие мастера вынуждены были покинуть родину и перебраться в Англию, где продолжали успешно заниматься своей исконной профессией. Так что вряд ли Дрэсаут мог сделать столько элементарных ошибок в портрете для красивого, дорогого тома, издаваемого с заявкой на будущие века. Я рассматривала оригинал Фолио 1623 года, у него обрез не только тиснен золотом, но по нему еще пущен волнистый рельеф. Издатели были почтенные, покровители – «несравненные» и очень богатые, братья – граф Пемброк и граф Монтгомери, двоюродные братья графини Ратленд. В издании Фолио принимал участие Бен Джонсон и, по всей вероятности, Бэкон: один из издателей, Уильям Джаггард, печатал

«Опыты» Бэкона, сонеты и пьесы Шекспира. Жил он по соседству с Энтони Бэконом, старшим братом философа, и, как предполагает биограф Джаггарда, был хорошо знаком с братьями Бэконами. Эта компания вряд ли стала бы портить роскошный юбилейный том плохим портретом: затевая такую работу, на титуле не экономят.

Известно, что в то время тайнописей всякого рода, аллюзий, аллегорий, анаграмм, шифров (шифрами и тайнописью особенно увлекался Бэкон, по характеру склонный кутаться в пелену тайны), титульные листы часто содержали скрытые послания. У меня есть полдюжины ксерокопий таких титульных листов. За чистую монету титульный лист Первого Фолио принять, разумеется, нельзя. Тем более что Дрэсаут и в дальнейшем создавал подобные титульные листы. Один из них, мы уже об этом писали, – к книге эмблем Уизера 1638 года, плодовитого поэта того времени, полемизировавшего в стихах с Беном Джонсоном и Водным поэтом Джоном Тэйлором – еще одной загадкой того времени, требующей исследования. Все это были веселые выдумщики, чья вторая половина жизни протекала на кровавом фоне английской буржуазной революции. И все они имели прямое касательство к самому большому фантазеру и поэтическому гению Роджеру Мэннерсу графу Ратленду.

Прибавим несколько слов об Уизере. Мы еще вернемся к нему в более драматических обстоятельствах, да и вся жизнь его – так распорядилась история – была одной сплошной драмой, кроме, может быть, первых двадцати лет, когда он тяготел к группе поэтов-лириков. Позже он стал сатириком, за что был осмеян неугомонным Беном. Его книга эмблем тем более интригует, что на левой странице, смежной с фронтисписом, есть длинный стих (пятистопный ямб, рифма а-а, b-b, с-с).

Даю его неполный подстрочник:

Собрание эмблем пред вами. Значит,

Лист титульный ему необходим –

Эмблемный, символический. И автор

Граверу предложил простой рисунок:

Чтоб удержать полет его фантазий.

Но мастер создал то, что зрите вы –

Первоначальный замысел убив,

Поддавшись собственному чувству.

Увы, задумка автора пропала,

А сколько стоило усилий, денег!

Сердитый автор титул сей презрел

(Вы ждали отношение иное?)

Как нечто недостойное. Однако ж,

Внимательней взглянув, решил его

Оставить – порицания достойны

Ошибки лишь на первый взгляд.

Зато Они фантазию питают лучше,

Чем трезвого ума плоды. Гравер

Случайно создал то, что потуги

Ума превозошло. Судите сами,

Достойный восхищения предмет!

Творение для тех, чей дерзкий ум

Готов раскрыть загадку кабалистов.

Но не спешите: гравюра сия

Ключа не даст к загадкам кабалистов,

Судьбой запрет наложен облекать

Мистические тайны в словеса…

Подстрочник довольно точный, ни одна мысль не потеряна, правда, не сохранена рифма (парная). А главное, кажется, удалось передать ироническую, вернее сказать, веселую, нотку. Автор как будто говорит: вот гравер старался, старался и перестарался, впрочем, вышло, кажется, по чистой случайности, не так уж и плохо. Нет худа без добра. Далее идет еще двадцать одна строчка все в том же духе, хотя появляются и новые мысли: «Здесь нету ничего, что принял бы