достоверность тех давних событий и взаимоотношений, их толкование, не противоречащее логике и здравому смыслу, объективное, не подгоняемое к существующим мифам; уже сейчас количество косвенных доказательств так велико, что любой суд мог бы вынести вердикт, подтверждающий правоту моего понимания этой истории. И, конечно, психологическая достоверность должна подкрепляться соображением, что ее события происходили в эпоху, сильно отличавшуюся от нашей бытом, нравами и состоянием науки.

ПЕРВЫЙ КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ

Первое Фолио Шекспира 1623 года, как было сказано, – незыблемый краеугольный камень стратфордианцев. Встроим его еще раз в ряд выдающихся явлений описываемой эпохи. В нашей хронологической шкале Фолио стоит рядом с сочинением Бэкона и Густава Селенуса (графа Брауншвейгского-Люнебургского). И скорее всего, это соседство не случайно.Похоже, что незыблемость Фолио не так уж незыблема. Приведу выдержку из книги Джона Мичела «Кто написал Шекспира?». Он подводит черту под всеми гипотезами – и еретиков, и ортодоксов. Это не значит, что я разделяю все его мысли, мы с ним кое в чем расходимся. Но к Первому Фолио наше отношение одинаково.

Выдержки взяты из глав «Загадки Первого Фолио» и «Бессовестный портрет Дрэсаута»: «Когда Уильям Шакспер (Shakspeаre) умер в 1616 году, никто за пределами Стратфорда не обратил внимания на его смерть, никто не отдал дань его памяти. Дата его смерти точно известна только из анонимной надписи на Стратфордском памятнике. Пьесы Шекспира были знамениты, их знали все, но никому не было дела до человека, который был связан с ними единственно именем.

Молчание, которое встретило смерть Шакспера, странно контрастирует с широким оплакиванием кончины Бена Джонсона. Литературный мир не жалел расточаемых ему похвал. Спустя полгода был издан сборник траурных элегий на английском и на латыни.

В одном из полных собраний сочинений Джонсона все они приведены. Это стихи замечательных поэтов английского Серебряного века, почти все поэты принадлежали к “племени Вениамина”. Он сам их так называл, а иногда еще и “сынами”. Похоронен Бен Джонсон с большой пышностью в Вестминстерском аббатстве. Невозможно себе представить, чтобы Шекспир, блистательный поэт, не удостоился посмертно ни единой похвальной строчки в тот век, когда литераторы, не скупясь, писали друг другу и друг о друге.

Тридцать шесть пьес Уильяма Шекспира были изданы ин-фолио тиражом около пятисот экземпляров, и продавались они каждый по цене один фунт. Сегодня в мире сохранилось, по-видимому, 238 экземпляров – семьдесят девять находятся в Фолджеровской библиотеке в Вашингтоне. “Посвящение” подписали редакторы, старые друзья Шакспера по театру, Джон Хемингс и Генри Конделл. “Посвящение” – по большей части перифраз посвящения Плиния “Естественной истории” Веспасиану. Их именами также подписано “Обращение к огромному большинству читателей всякого рода”. Затем идет ода Бена Джонсона и еще три более коротких стихотворения двух полузабытых поэтов Хью Холланда и Леонарда Диггса (дальнего родственника Ратленда). Третье подписано неизвестным “I. M.”. Особый интерес представляет упоминание Диггсом стратфордского памятника Шекспиру: “Время сточит твой стратфордский монумент”. Холланд и I. M. не оставляют сомнения, что Шекспира в это время уже нет в живых. Значит, они вряд ли имели в виду Бэкона.

На титульном листе Первого Фолио грубое подобие Шекспира – знаменитая гравюра Дрэсаута. А на другой странице десять строк еще одного стихотворения, подписанного инициалами Джонсона, который высказывает в нем свое отношение к портрету.

Все эти детали вызывают подозрения антистратфордианцев, какие-то их сомнения разделяют многие ортодоксальные исследователи. Поколения специалистов сходятся во мнении, что “Обращение к читателю” и “Посвящение”, подписанные Хемингсом и Конделлом, на самом деле написаны Беном Джонсоном, который и был настоящим редактором Фолио.

Не вызывает сомнения у них и тот факт, что некоторые утверждения в “Предисловии” не соответствуют истине и нарочно вводят читателя в заблуждение. ‹…› Шестнадцать пьес Фолио никогда раньше не публиковались; и откуда они взялись – неизвестно. И наоборот, те пьесы, которые раньше публиковались под именем Шекспира или его инициалами, в Фолио не вошли. Во всем томе нет никаких указаний, когда и в какой последовательности пьесыбыли написаны. И ни одну из пьес не предваряет хоть какоенибудь личное пояснение автора. Другие драматурги любили украшать свои пьесы посвящениями, обращениями к друзьям, прологами и эпилогами, в которых излагали свои замыслы и поясняли характеры персонажей. И только Шекспир неизменно сохраняет вокруг себя пустое пространство.

Отсутствие хоть каких-то связей между шекспировскими пьесами и предполагаемым автором – постоянная тема в работах антистратфордианцев всех толков. И даже ортодоксов это обстоятельство озадачивает. ‹…› Никто никогда в его время никак не высказывался хвалебно или критически о великом драматурге. Рукописей, с которыми работали редакторы и издатели Фолио, никто никогда не видел. Тогда как рукописи других авторов (Марло, Джонсона, Флетчера, Бомонта, Грина, Хейвуда, Деккера и Миддлтона) все еще существуют. Но никто никогда не держал в руках, ни одной рукописи Шекспира. ‹…› Бербеджи, два брата (в обращении к графу Пемброку, тогдашнему лорду-камергеру), упоминают о связях своего театра с собственной семьей и “о тех достойных людях – Шакспере (Shakspere), Хеминге, Конделле, Филлипсе и других, участвующих в прибылях театра”. ‹…›

Этот Шакспер… очевидно не настоящий Шекспир, бессмертный поэт, “душа века”, которого Бербеджи наверняка присвоили бы себе, особенно в просительном обращении к графу Пемброку… Это было бы гораздо полезнее для дела, чем имя достойного актера» [245].

Можно сказать, что вокруг имени “Шекспир” существовал заговор молчания. Как будто автор пьес был запаян в прозрачную, но непроницаемую для общения капсулу. Ни с кем никаких контактов. Единственный, кто о нем пишет, – Бен Джонсон, и то уже после смерти Шекспира. Но и у него (в нехудожественных произведениях) жизненных подробностей почти нет.

Но такого не может быть. Невидимку надо искать, и искать в пьесах и поэтических произведениях, посланиях, посвящениях, в которых нарочито не упомянуто чье-то имя. У Бена Джонсона с десяток таких виршей, и все они тяготеют к одной фигуре, что подмечено многими учеными комментаторами.

Немного дальше Мичел пишет: «В истории больше нет ни одного такого человека, который, безусловно, существовал как автор пьес, но как личность – абсолютная загадка.

Неизвестно и как он выглядел. Нет ни одного свидетельства, что ктоИто при его жизни писал с него портрет». Так что загадка Шекспира вполне вписывается в эпоху, чья примета – аркана, тайна.

Вот потому С. Шенбаум, знающий о Шакспере все, заканчивает книгу «Жизни Шекспира» на такой меланхолической ноте: «Пожалуй, мы должны смириться, как ни прискорбно, с тем, что никогда не перекинем мостик через головокружительную