ладоней закрашены были сурьмой, будто тайна их слишком страшна, чтоб показывать ее людям. В уголках глаз – знаки, похожие на острия копий, по шесть с каждой стороны. Они выглядели старыми и выцветшими, но вот глаза мужчины, подведенные сурьмой, как делали в древние времена, смотрели ясно и молодо, светло-голубые, почти белые. Пронзительные. Чеде хотелось убежать от их взгляда, но она чувствовала – он найдет ее везде.

Значит, вот он, Хусамеддин, Король Мечей, командующий Девами. Некоторых он, по слухам, даже тренировал сам.

– Мой повелитель. – Сумейя поклонилась ему, опустив саблю.

– Ты направила клинок на сестру-Деву Сумейя. – Голос у него был низкий, глубокий, как львиный рык.

– Сияф, – ответила Сумейя. Чеда знала, так обращаются к мастерам клинка. – Я лишь хотела преподать ей урок.

– И какой же?

– Что она не может плевать на правила и самовольно покидать Обитель, думая, что ей это сойдет с рук!

– Она теперь одна из вас.

– Сияф, она ушла! Повернулась к нам спиной накануне дня именования! Она недостойна быть одной из нас!

Девы побросали свои занятия и собрались вокруг, явились даже Наставницы во главе с Заидэ, все в белых платьях и покрывалах. Они молчали, не поддерживая, но и не опровергая. Король обернулся к Чеде, но слова его явно обращены были к Сумейе:

– Она сказала правду? Ты угрожала ее семье?

Чеда открыла рот, но Сумейя перебила ее.

– Мальчишка, о котором она говорит, ей не семья.

– Семья, – сказала Чеда.

– Нет, не семья, – огрызнулась Сумейя. – Просто еще один оборванец!

Хусамеддин кивнул Чеде.

– Так он твой брат?

– Брат, дороже родного. Эмре – моя семья, больше у меня в этом мире никого нет.

Хусамеддин отвернулся к Сумейе, и Чеда тайком вздохнула с облегчением.

– Мы не трогаем кровь нашей крови без серьезной на то причины, Сумейя, – четко проговорил он. – А она назвала этого юношу братом.

Сумейя зло усмехнулась и направила кончик сабли на горло Чеды.

– Мы не трогаем семьи своих сестер. Она нам не сестра.

Он отмахнулся.

– Это видела Заидэ. Это видел Юсам. Так что…

– Мой Король, эта грязная девка заслуживает казни, а не приюта! Я скорее брошусь на меч, чем приму ее!

– Ты примешь ее, – спокойно сказал Хусамеддин. – И обучишь. И возьмешь в свою длань, как велел Юсам.

– Нет. Никогда.

Свистнула черная сабля, у самого горла Чеды зазвенела сталь – Хусамеддин своим клинком отразил удар, пинком отшвырнул замершую от удивления Сумейю. Она упала спиной на камни двора, но тут же вскочила, встала напротив, сжимая саблю, но в лице ее не было гнева. Только смирение. Она действительно готова была умереть и хотела лишь одного – заставить Короля забрать ее жизнь.

Хусамеддин расправил плечи, завел свободную руку за спину – Чеда еще не видела такой стойки, но выглядела она изящной и смертоносной.

– Когда пустыня была молода, – сказал он, – в горах Вандраама кочевало одно племя.

Шамшир Сумейи походил на луч тьмы, но клинок Хусамеддина – на саму ночь. Он был не просто черен, он словно втягивал в себя свет. Все в Шангази знали его имя – Поцелуй Ночи, шамшир, дарованный темным богом Гожэном в ночь Бет Иман.

Говорили, что клинок этот жаждет крови и напивается вдоволь, когда Хусамеддин разит своих жертв, а если его мучает жажда, шепчет хозяину, призывая его снова вступить в бой.

Сумейю невозмутимость наставника разозлила – она наконец бросилась в атаку. Король отбил удар, отступил на три шага под ее натиском.

Чеда не могла оторвать глаз от их боя: чистый звон мечей завораживал, он будто доносился откуда-то из глубины веков.

– И вот однажды племя бродило по горам в поисках еды и воды, – продолжил Хусамеддин, парируя удары. – Но ничего не могло отыскать, вокруг стояла засуха, которой еще не видели горы.

Сумейя упорно пыталась найти брешь в его защите, но Хусамеддин легко отбивал каждый ее удар, не нападая, хотя возможностей у него было много. Просто хотел загонять ее, вывести на предел возможностей.

– Как-то двое мальчишек постарше избили младшего за то, что он попытался украсть их воду. В тишине ночи он взмолился Гожэну чтоб тот пришел и забрал их в пустыню, превратил в блуждающих духов, злобных, бледных созданий, что охотятся за людскими душами в безлунные ночи.

Сумейя покраснела от усилий, клинки звенели все громче и громче, Девы замерли, боясь пошевелиться, и даже на лице вечно спокойной Заидэ читалась тревога.

– И божество действительно спустилось к мальчику. Но не Гожэн ответил на его мольбы, а Тааш. Он грозно спросил у маленького кочевника, почему тот желает зла своим братьям. – Король отступил вбок, пропуская Сумейю мимо, и отбил ее саблю играючи, с невиданной легкостью. – «Потому что они бьют меня, – ответил мальчик. – Потому что они прячут от племени воду». «Если все так, как ты говоришь, – сказал Тааш, – тогда я исполню твое желание и убью их».

Сумейя начала уставать. Ее дыхание сделалось тяжелее, движения – медленнее. Хусамеддин без труда вспорол ее рукав чуть пониже плеча – просто оцарапал. Сумейя зарычала и с новыми силами бросилась на него.

– Мальчик согласился, и утром в лагере нашли четыре трупа: двух его обидчиков и их сестер. Он любил тех девочек, и в его сердце на самом деле не было ненависти к их братьям. Он скорбел по ним и молил Тааша вернуться, объяснить, почему тот взял сверх положенного, больше, чем нужно было, но бог к нему снова так и не спустился.

Хусамеддин выдержал серию молниеносных ударов и вновь вспорол рукав Сумейи – в том же месте, но уже на другой руке. Затем, даже не помедлив, он с силой ударил ее ногой в грудь так, что она отлетела, и одним легким движением вложил клинок в ножны.

Сумейя села, глядя на него с трепетом.

– Нам не дано заранее знать, чем обернется наш выбор. – Хусамеддин заложил руки за спину. – Будь осторожнее в своих желаниях. – Он обернулся к Чеде. – У тебя на спине татуировка.

Чеда сглотнула. Конечно, они видели татуировку Дардзады, когда переодевали ее в лазарете. Она почувствовала, как горит лицо.

– Да, мой Король.

– Покажи ее Сумейе.

– Мой господин?

– Покажи своей сестре татуировку.

Чеда глянула на совершенно потерянную Сумейю, на Короля. Она знала, что не может отказаться, и, повернувшись к ним спиной, неохотно стянула платье с плеч. Сумейя ахнула.

– Кто пометил тебя этим знаком, Чеда? – спокойно спросил Король.

– Моя мама, – солгала она.

– Ты знаешь, что он означает?

Чеда кивнула.

– Это значит «ублюдок».

– Нет. Твоя мать