Джага кивнула, не желая с ней спорить.

– Я обо всем позабочусь и внесу за тебя плату.

Чеда неверяще уставилась на нее.

– Ты за меня заплатишь?

Джага ухмыльнулась так же, как ухмылялась противникам в Ямах.

– Не от большой любви.

– Тогда почему?

– Считай это вложением. Если победишь, если отомстишь своему врагу, приходи ко мне, и я буду тебя тренировать. Победишь снова – а ты победишь, боги мне свидетели, – и я возьму с тебя втрое против того, что заплачу сейчас. Поняла?

– Ты будешь меня тренировать?

Джага аккуратно сложила свою тряпку чистой стороной вверх.

– Если захочешь быть моей ученицей и не подумаешь, что я задрала цену.

– Конечно, захочу!

– Значит, по рукам. Вернешься, когда отдашь ему деньги.

– Я обязана тебе жизнью. – Чеда повесила свою тряпку на киль и поклонилась.

– Нужна мне твоя жизнь. – Джага отвернулась к полозу. – А, да. И найди себе какую-нибудь маску. Придумай образ. Лучше всего что-то для тебя значимое!

Чеда неслась по Шарахаю, как на крыльях, радостная и взволнованная. Да, она знала, что маласанец не сдастся просто так, но наконец-то она нащупала путь, который так давно искала!

Джага велела замаскироваться, найти что-то значимое, и Чеда размышляла об этом по дороге домой, проворочалась всю ночь, но так и не смогла ничего придумать. Наконец пришел рассвет, вдалеке завыли гривистые волки. И идея пришла сама.

* * *

Перед боем сердце колотилось как сумасшедшее – вот-вот выскочит на холодные плиты пола. Саадет сидел на скамье напротив, расслабенно поглядывая на других бойцов.

Общим числом их было шестнадцать, у всех, слава Наламэ, бои поставлены наутро – Чеда с ума сошла бы, если б пришлось ждать еще день.

Готовясь к бою, она надела потертый кожаный доспех, найденный на базаре после целого дня поисков. Он представлял собой всего лишь кирасу с наплечниками и юбкой, к которой прилагались такие же битые жизнью наручи и поножи. Доспех немного болтался на Чеде, до него предстояло еще дорасти, но, по крайней мере, не сковывал движения. Пусть он был старый, кожа не утратила жесткость, да и Джага, осмотрев его, одобрительно хмыкнула.

Чеда заново выкрасила его в белый и прицепила на шлем волчью шкуру – получилось подобие белого волка, что спас ее когда-то в пустыне. Шлем нашелся в самом дальнем углу базара, и за него пришлось отдать все оставшиеся монеты. Какой-то мастер приделал вместо обычного забрала личину, придав ей женские черты. Кое-где на стали виднелись царапины, но ни пятнышка ржавчины на нем не было, а мелкие выбоины выправить легко.

– Это Наламэ, – сказала старуха, продававшая шлем.

– Что? – переспросила Чеда.

– Лицо, говорю. – Старуха пожевала беззубыми челюстями. – Это лицо Наламэ.

Чеде это не очень понравилось – Наламэ всегда была глуха к ее молитвам, – но шлем она все же купила.

Остаток сбережений ушел Саадету в уплату долга Эмре. Она дала кошелек Хамиду и попросила бросить его Саадету под ноги, когда тот будет выходить из Ям.

Хамид все выполнил: осторожненько подошел к Саадету, бросил кошелек и скрылся в толпе. Саадет прищурился, разглядывая мешочек, но все же поднял его, заглянул внутрь и невозмутимо бросил в большой кошель у пояса, будто это обычное дело.

Следя за ним из теней соседнего переулка, одетая в никаб, скрывающий лицо, Чеда ощущала себя неуязвимой и сильной. Но сидя в узкой комнатушке с другими «псами», она чувствовала себя уже не так уверенно. Момент истины приближался, нужно было действовать.

Чеда подошла к Саадету, боясь, что он услышит, как сердце бухает у нее в груди от страха. С ночи Бет Ревал маласанец как будто стал еще огромнее. Он окинул ее насмешливым взглядом.

– Ты Саадет ибн Сим, – просто сказала она.

Глаза Саадета сузились.

– А ты, вроде как, сучка с Золотого холма? Говор не похож.

– Ты приходил в Шарахай с караваном два года назад.

– Я часто прихожу в Шарахай. Что тебе за дело до этого, пигалица?

– Два года назад, в ночь Бет Ревал, у тебя украли кошелек.

Улыбка сползла с лица Саадета, он выпрямился.

– Ты кто такая?

– Ты узнал, где живет вор, и хладнокровно убил его брата.

До этого бойцы тихонько переговаривались между собой, бормотали и напевали, но стоило Чеде произнести эти слова, как все умолкли, обратившись в слух.

Саадет поднялся, глядя на Чеду сверху вниз. Она была высокой для своих четырнадцати, но едва доставала ему до подбородка, о разнице в весе и говорить не приходилось. Проигрывая этот разговор в голове, Чеда представляла, что скажет Саадет: будет все отрицать, сделает вид, что не помнит, согласится…

Одного она не ожидала. Улыбки.

Боги всемогущие, как не вцепиться ему в горло?!

– И что? – спросил он.

– Я пришла восстановить справедливость.

Саадет рассмеялся, шагнул вперед, попирая ее могучей грудью.

– Справедливость, значит.

– Да. – Чеда задрала голову, глядя ему в глаза. – Ты должен отплатить за пролитую кровь.

– А ты, выходит, пришла забрать должок.

– Ты будешь молить о пощаде.

На мгновение комнатушка погрузилась в молчание, но вот Саадет попытался сбить с Чеды шлем. Он был быстр, но Чеда ожидала выпада: отклонилась назад и шлепнула его по руке. Он попытался снова и в этот раз получил ребром ладони по шее. Крепко.

Саадет закашлялся, побурел, как рак, и кинулся на нее, но она проворно отскочила в сторону и приняла стойку. В комнатушку вошли двое охранников с утыканными гвоздями дубинами. Первый выразительно постучал по скамейке.

– Обождите с этим! Правила вы знаете. Когда ударит гонг, тогда хоть жрите друг друга. Не раньше.

Саадет нахмурился и обвел комнату тяжелым взглядом.

– Девчонку не трогать. – Он обернулся к Чеде. – Никому.

В ответ послышалась ругань и плевки, но на арене, когда Пелам выпустил гадюку и пришло время решать, кто с кем будет сражаться, никто не выбрал Чеду.

Бой за боем. Пока их не осталось всего шестеро.

Сам Осман пришел посмотреть на бои. Сидя в своей ложе, он с интересом наблюдал, как выпущенная Пеламом гадюка ползет к Саадету, но вот его выбора он не ожидал, даже выпрямился в кресле. Зрители заволновались тоже: такого странного боя они уже давненько не видели.

Интерес Османа был понятен, но Чеда заволновалась еще сильнее. Что, если Пелам рассказал ему о ней? Но в маске Осман ее все равно не узнает. Она выбросила из головы все мысли, мешавшие бою: сосредоточься или проиграешь. А если проиграешь, значит, все было зря. Она знала, что это будет смертельный поединок: Саадет тоже попытается ее