Как объяснил Пацель, причиной этому была близость земель Мариэльд к рабовладельческому Детхаю — в этом королевстве особо жестоко относились к рабам, и это отразилось на отношении к прислуге в Ноэле, которая имела промежуточный статус между слугами и рабами.

Дни пролетали, и равнины сменились густым ельником: мрачным и темным даже зимой — путники свернули на Офуртский тракт. Тогда воспоминания нахлынули с новой силы, и с дрожью Уильям вспоминал первые дни после обращения. Укус Гиффарда, дом бабушки Удды, перепуганное лицо Линайи, потом погоня, позорный столб, летящие камни и выкрики односельчан. Он временами вновь становился мрачен, хотя и пытался скрыть от своих путников эти наплывы меланхолии.

Но Мариэльд, словно читая мысли, всегда в тот момент, когда воспоминания особо остро терзали его душу, отвлекала сына разговорами. И тот был благодарен графине за заботу и ласку.

Привыкнув к своему новому имени, он начинал ассоциировать себя именно с ним. Уильям из Малых Вардцев медленно умирал, растворяясь в сознании вампира, и на его смену приходил Юлиан де Лилле Адан из Ноэля — живой любознательный мужчина, который хотел жить, хотел исследовать окружающий его мир.

Проезжая мимо рек и озер, Юлиан с любовью вспоминал Вериатель. Кельпи зимой всегда приходила реже. Вглядываясь в припорошенную снегом ледяную гладь рек, он был уверен, что у демоницы все хорошо.

Постепенно темный ельник уступил место высоким и стройным соснам, и сердце Юлиана кольнула тоска. Он всматривался в священный и укрытый снегом горный лес, вслушивался в тихий шум маловодных горных речушек. Даже воздух здесь, в лесах Офурта, казался каким-то иным — все эти запахи, звуки, образы теперь воспринимались куда ярче, возвращали его к приятным воспоминаниям.

Наконец, пейзажи стали удивительно знакомыми, и Юлиан понял, что они подъезжают к Большим Вардам. Но те еще были скрыты за деревьями. Тогда вампир глубоко вздохнул, унял дрожь в руках и на мгновение прикрыл глаза, чтобы успокоиться.

— Юлиан, сын, — обратилась к нему ласково Мариэльд.

— Да? — он открыл глаза и постарался выглядеть спокойным.

— Теперь ты волк, который вместе со своей стаей приближается к стаду овец. Так перестань дрожать уже, словно ты овца! — Хозяйка Ноэля подняла брови и сурово посмотрела на сына.

— Хорошо, — смутился Юлиан.

Деревья расступились, и они выехали в небольшую и узкую долину, посреди которой расстелился вдоль речушки зажатый между лесов городок — Большие Варды. Узкая тропа влево от общего тракта уводила высоко в горы, в Малые Вардцы. Проваливаясь в снег, лошади шли по нерасчищенной дороге, которая была уныла и пуста в сезон Граго.

Где-то в лесу слева стучали топоры — люди рубили сосны для растопки очагов. Стоял крепкий мороз, и выдыхая пар изо рта и кутаясь в плащи под ярким, но холодным солнцем, отряд подъехал к деревянным воротам городка. Справа от Вардов стоял старый и сгоревший остов храма, где когда-то погибли отец, учитель и друг того, кто когда-то носил имя Уильям. А около храма в землю был врыто изображение Ямеса — высеченное в камне нахмуренное лицо со сведенными на переносице бровями.

Вампиры проехали ворота, никем не охраняемые в это время года, и кони ступили на площадь, вокруг которой сгрудились небольшие дома. Юлиан поднял глаза вверх, но, конечно же, сверху позорного столба уже не висело тело травницы Удды. Клетка, оставленная Бартлетом, похоже, тоже уже была распилена и растащена жителями городка.

Пацель облегченно вздохнул от того, что отряд уже не будет двигаться дальше на Север, и размотал свой чудной головной убор — показались янтарные глаза, длинный нос, подбородок и вьющиеся темно-каштановые волосы.

Из некоторых домов повыбегали дети и подростки, не занятые помощью родителям. Одетые в многослойные одежды с наспех напяленными шапками ребятня, открыв рты, рассматривала странных путников в шароварах, замысловатых плащах с вышитыми голубыми цветами.

Члены отряда скинули капюшоны, оглянулись, но седла не покинули. Лишь Юлиан, сглотнув слюну, спрыгнул со своего серого жеребца рядом с позорным столбом. Все лица вокруг были ему знакомы, но эти же люди смотрели на Юлиана и, похоже, не узнавали в нем того чудаковатого рыбака. В их глазах не было ни тени страха, лишь интерес и удивление. Впереди компании детей стоял заметно подросший и вытянувшийся за несколько сезонов Элиот.

— Элиот, — позвал негромко Юлиан, обращаясь к мальчишке.

Тот, вытаращив глаза, взглянул на незнакомца, который откуда-то знал его имя, и подбежал к нему. Лицо этого красивого и высокого мужчины с синими глазами, короткими и зачесанными назад волосами со странными побрякушками, показалось Элиоту удивительно знакомым. Озарение пришло к нему неожиданно, словно его ударили обухом по голове. Мальчик задрожал и с ужасом посмотрел на рыбака Уильяма.

— Элиот, здравствуй. Где сейчас живет матушка с Маликом? — спросил тревожно Юлиан, видя, как побледнел брат Лины.

— Там, в доме вдовца Уннота, — трясущейся рукой показал в сторону Элиот и отскочил назад словно ужаленный.

— Это же Уильям! — перепугано произнесла жена Большого Пуди.

— Уильям! — поднялся в толпе крик, и люди стали выходить из домов. — Демон вернулся… Зовите Вождя!

С бешено колотящимся сердцем Юлиан оглянулся. Жители Вардов стали узнавать его, бледнели и дрожали от испуга. Кто-то показывал на него пальцем, кто-то смотрел яростно и злобно, а были и те, кто хватался за сердце, прижимая детей к себе.

— Веди нас к той женщине, сын мой, — произнесла Мариэльд, продолжая, как и все прочие члены отряда, сидеть верхом на лошади.

Взяв по узду своего жеребца, Юлиан быстрым шагом направился к самой отдаленной улочке, которая вела к дому бабушки Удды. Толпа испуганно расступилась перед ним, но таращиться не перестала. То тут, то там кто-то вскрикивал, в ужасе произносил его прежнее имя.

За Юлианом последовал и весь прочий отряд. Наконец, они остановились около небольшого покосившегося каменного домика, такого же маленького и старого, как лачуга погибшей бабушки Удды, расположенной по соседству. Вокруг дома был разбит огородик, о котором явно забыли еще в сезон Самама, летом, — куча листвы, лопата и грабли лежали брошенными на присыпанной снегом земле, гния в сырости. Старую покосившуюся дверь кто-то недавно отремонтировал, видимо, перед самыми холодами. Но подлатал грубо, неумело, и в щели продолжали задувать стылые зимние ветра.

Это была самая настоящая лачуга без сеней, без второго яруса, с тонкими стенами, выложенными из плохонького камня — она и близко не стояла рядом с тем домом, который был у семьи в Малых Вардцах. Неудивительно, что желающих здесь поселиться, после того как жилище опустело со смертью вдовца, не было.

Погладив морду коня, Юлиан передал поводья спрыгнувшему наземь Кьенсу. Пацель деловито сполз с лошади и поправил сумку, а рядом с ним встала Мариэльд, и ее белоснежные волосы, заплетенные в две толстые косы и украшенные серебряными трубочками, легли на плечи по бокам, едва женщина скинула капюшон.