Юлиан удивленно вглядывался в посветлевшее и словно ставшее моложе лет на десять лицо Нанетты. Она умиротворенно и спокойно спала, дыхание ее выровнялось, а грудь опускалась и поднималась равномерно, без резких вздохов и хрипов. Уилл нежно погладил руку Нанетты и поднял счастливые глаза. Мариэльд стояла рядом, облаченная в темно-синий плащ и ласково, с материнской любовью смотрела на сына.

Встав с колен, Юлиан подошел к Мариэльд, наклонился и обнял эту хрупкую и миниатюрную пожилую женщину. Та, прикрыв глаза от радости, обвила шею сына изящными руками и погладила его по шее, волосам.

— Я не знаю, как вас отблагодарить, — прошептал Юлиан.

— Ты знаешь, что я хочу от тебя услышать, — произнесла Мариэльд вполголоса, продолжая гладить сына по волосам.

— Матушка, — после недолгой паузы сказал Юлиан чуть смущенно.

— Да-да! — рассмеялась Мариэльд, поглаживая сына по щеке.

В это время Пацель подошел к Шароше, прислушался к ее дыханию, деловито постучал пальцами по груди насмерть перепуганной женщины, затем послушал притихшего голубоглазого малыша и с удовлетворенным видом отошел. Наконец, лекарь приблизился к дрожащему Малику, приложил ухо к его груди, чуть двигая пальцами, словно настраивая свой слух.

— Здесь еще один паразит. Давно кашляете? — сухо поинтересовался Пацель.

— С этой зимы, — перепуганно прохрипел Малик, с ужасом взирая на южанина. — Вы тоже мне будете ножом в грудак ширять?

— Нет, это я делал для отвода гнойной жидкости, скопившейся за долгие годы… У тебя достаточно просто извлечь червя. Впрочем, тебе это все равно не понять, — поднял бровь маг.

Он повел рукой, и Малик вытянулся, словно струна, сложил руки по бокам и замер, выпучив глаза. Он засипел от страха — маг полностью обездвижил его.

— Дайте ту же миску, пожалуйста, Юлиан, — маг требовательно протянул руку.

Юлиан, отодвинувшись от матери, взял с пола кончиками пальцев миску и передал ее Пацелю. Тот кивнул в знак благодарности и, держа одной рукой тарелку, другой стал водить у лица мужчины, чтобы составить в воздухе какие-то знаки. Раздался хрип, Малик задавился, закашлял, но Пацель не обращал внимания на его страдания и продолжал водить пальцами в воздухе. Неожиданно из правой ноздри Малика высунулся кончик белого хвоста. Шароша вскрикнула, а Юлиан брезгливо поморщился. Белый червь размером поменьше прошлого плюхнулся на подставленную тарелку, и маг сжег его.

Малик, обмякнув, отшатнулся от колдуна, схватился за нос и горло руками.

— Спасибо… — прохрипел он.

Ничего не ответив, Пацель опалил нож вырвавшимся с кончиков пальцев пламенем и спрятал его в сумку. Вскинув сумку на плечо, он взял со стула шарф и снова причудливо намотал на лицо и шею, затем набросил на плечи плащ, не зашнуровывая, и вышел к ждущим снаружи слугам и воинам.

— Сир’Ес Мариэльд, мы можем остаться до завтра? — спросил Юлиан.

— Конечно, — кивнула женщина. — Я хочу, чтобы ты увидел эту женщину, что была тебе матерью до обращения, в полном здравии и попрощался с ней.

— Малик, я завтра вернусь, — обратился к брату Юлиан.

— Спасибо, — в смятении пробормотал старший брат.

Юлиан, улыбнувшись Малику и Шароше, а также их малолетнему сыну, взял Мариэльд под руку и вышел с ней из лачуги, снова пригнув голову, чтобы не удариться макушкой. Смотря вслед брату, Малик счастливо вздохнул, то ли от радости избавления от болезни, то ли от того, что Уильям вернулся.

— Уважаемый Пацель, — негромко обратился к лекарю Юлиан, когда отряд брел по глубокому снегу к площади.

— Да? — теплые янтарные глаза мага внимательно посмотрели на сына Мариэльд.

— Получается, что зимняя аспея заразна? — поинтересовался мужчина.

— Да.

— А… Кхм… Во мне нет ли такого червя? — смутился вампир, ощупывая свою грудь.

— Не переживайте! — Маг из Детхая от чего-то рассмеялся особо весело. — Если и был, то умер. Но если вы сомневаетесь, то в Ноэле я могу вас препарировать и сами взглянете.

Лилле Аданы прошли в сопровождении Пацеля, а также спешившихся слуг и воинов, к площади, на которой собралась галдящая толпа. Юлиан уже спокойно смотрел на возбужденных людей — матушка Нанетта была здорова, и это самое главное. Плевать, что о нем думают или говорят — он сделал то, зачем вернулся. Чувство облегчения охватило его, а камень, который придавил душу, наконец раскололся.

Этим солнечным зимним днем жители Вардов собрались на площади. Их оказалось около пятидесяти — кто-то даже побросал свои ежедневные дела, чтобы посмотреть на вернувшегося Уильяма. Толпа понимала — незнакомцы в меньшинстве, а потому уверенно зароптала, закричала гневно в сторону бывшего рыбака. Досталось злых слов и Пацелю, чье южное происхождение не давало северянам покоя.

Отряд подошел к добротному постоялому двору, расположенному около харчевни с одной стороны и дома купца Осгода — с другой. В задках трехэтажного постоялого двора были денники для лошадей. И сейчас, желая отдохнуть, отряд ждал конюхов, чтобы те забрали лошадей.

Однако толпа продолжала роптать, окрики становились все громче и настойчивее, а прислуги постоялого двора все не было. В конце концов, из соседнего с трактиром здания, дома Осгода, вышел сам хозяин. Следом за Осгодом вышел и Вождь Эхор в длинном и теплом платье с накинутым сверху плащом, отороченным мехом.

Мужчины подошли к отряду. Осгод сжал губы, упер руки в боки и хмуро глянул на Юлиана.

— Доброго дня, — недовольно произнес Кьенс и вышел вперед. В его голосе звучал сильный южный акцент. — Почему до сих пор ваши слуги не приняли лошадей и не выделили нам комнаты?

— Приветствую, — сказал басом Осгод, с неприкрытым раздражением рассматривая причудливо одетых незнакомцев. — У нас нет комнат для вас.

— Как это нет? — поднял брови Кьенс и нахмурился. — В такой сезон все постоялые дворы пустуют.

— Вот так. Если хотите отдохнуть, то езжайте в направлении Офурта, а здесь вас не примут, — грубо ответил хозяин трактира.

Чуткий слух вампиров уловил тихий скрип. Юлиан поднял голову и увидел, как створки одного из окон, обращенных в сторону постоялого двора, на последнем, третьем этаже дома господина Осгода отворились. Оттуда высунулась темноволосая головка, и Линайя, не веря своим глазам, уставилась на Юлиана. Это заметил и Осгод — он злобно зыркнул на дочь, а желваки на его челюсти заходили туда-сюда.

— Это божественный город, мы поклоняемся Ямесу и находимся под его покровительством, — послышался мерзкий высокий мужской голос.

Из толпы выскочил очень худой и низкий человечек с полными губами, куцей бородкой и черной чертой, проведенной краской от лба до подбородка. Это был Жрец Ямеса. Он вышел вперед, обошел прибывший отряд по кругу и встал рядом с господином Осгодом. Трясущимися от злобы руками он показал на Уильяма и закричал: