Энтузиазм Логана, поддержанный маляриологами из Фонда Рокфеллера, принес свои плоды. Главными специалистами Фонда были Сопер, уничтоживший комаров в Бразилии и Египте, и Пол Рассел. Вторя отчету Логана о силе ДДТ, Рассел провозгласил победу человека над малярией. Именно так – «Победа человека над малярией» (Man's mastery of malaria) – он назвал свою книгу, опубликованную в 1955 г., в которой призывал участников восьмой сессии Всемирной ассамблеи здравоохранения в Мехико открыть эру ДДТ в маляриологии. Прямо ссылаясь на опыт Сардинии, генеральный директор ВОЗ Марколино Гомес Кандау обратился к Ассамблее с предложением организовать всемирную единообразную кампанию по искоренению малярии с использованием ДДТ. В дальнейшем руководивший этим проектом ВОЗ Эмилио Пампана описал предусмотренную стратегию в «Пособии по ликвидации малярии» (A Textbook of Malaria Eradication), опубликованном в 1963 г. Стратегия состояла из четырех этапов: подготовка, атака, закрепление результата и его поддержание.

Кампания, организованная ВОЗ, в отличие от Сардинского проекта, в итоге потерпела неудачу и в 1969 г. была закрыта как провальная. Однако к тому моменту маляриология уже вступила в эпоху неслыханного высокомерия в отношении инфекционных заболеваний. Начиная с 1945 г. и до самых 1990-х, когда были выявлены новые заболевания, считалось, что инфекции можно с легкостью искоренить. Под влиянием маляриологии укоренилось представление, что технологии позволяют создавать мощное оружие, благодаря которому инфекционные заболевания исчезнут одно за другим. Таким образом, эксперимент на Сардинии породил ожидания скорой и безболезненной победы над всеми инфекциями на планете.

Политика в области здравоохранения должна основываться на историческом опыте. Когда она игнорирует прошлое или неверно трактует его уроки, это почти наверняка приводит к серьезным ошибкам и колоссальной потере ресурсов. ВОЗ продемонстрировала всю опасность подобных ошибок, когда, планируя глобальную программу по ликвидации малярии, отталкивалась от неправильно истолкованного эксперимента на Сардинии. Эту главу мы посвятим Сардинскому проекту и безграничному доверию к ДДТ, которое он внушал. Долгое время за тенденцией объяснять достижения на Сардинии исключительно могуществом ДДТ скрывалась история куда более сложная. А в результате в умах укрепилась вера в чудодейственное средство, то есть в то, что единственная противомалярийная методика – борьба с переносчиками инфекции. Однако успех на Сардинии был обеспечен гораздо более разнообразным набором факторов, чем предполагали Логан, Сопер, Рассел и ВОЗ. Пестицид ДДТ показал себя инструментом эффективным, но был лишь одним из многих средств, примененных в комплексе.

Малярия и Сардиния как синонимы

Малярия терзала Сардинию со времен Античности, но, как и по всей Италии, самые разрушительные последствия принесла в конце XIX в. Ведущий специалист по истории малярии на острове пишет: «Никогда раньше малярия не сжимала Сардинию в своих тисках так крепко, как к концу столетия, и началось это недавно… после объединения страны»{196}. Те самые символы модернизации – объединение нации, железные дороги и демографический рост – в совокупности стали причиной экологической катастрофы, которой обернулась вырубка лесов, повлекшая, в свою очередь, ужасные последствия для здравоохранения. Пересеченная местность с преобладанием холмов и гор, пронизанных бесчисленными потоками и речными долинами, а также сельское хозяйство, состоявшее из небольших крестьянских ферм, – все это делало гидрологическую систему Сардинии крайне чувствительной к вырубке лесов.

Из-за роста населения, огораживания общинных земель, обременительной и регрессивной налоговой системы крестьянам приходилось расчищать все более высокие склоны, чтобы сеять пшеницу на целинной почве, которая пока не подверглась эрозии и была еще плодородна. В то же самое время развитие железных дорог и национального рынка обеспечили спрос на лес и средства для его вывоза. В результате народ валом бросился на холмы с топорами, огнем, мотыгами и плугами. Отары овец и коз нередко довершали истребление буковых, сосновых, каштановых и дубовых лесов, которые выполняли множество функций в регуляции стоковых вод. Кроны ослабляли силу ливней и сокращали объемы выпавшей воды, часть которой испарялась с широкой поверхности листьев. В то же время корни и подлесок удерживали верхний слой почвы и защищали лежащий ниже известняк от эрозии, возникающей из-за ветров и дождей. Когда этого покрова не осталось, ливни начали неуклонно обнажать склоны и собираться в потоки, которые смывали почву и камни, вызывая оползни и заиливая русла рек ниже по течению. Реки и ручьи, питаемые такими потоками из воды, почвы и донных отложений, постоянно выходили из берегов, из-за чего в долинах и вдоль берегов появлялись застойные водоемы. В докладе Совета по вопросам здравоохранения провинции Ористано, обнародованном в 1880-е гг., положение дел было прокомментировано так: «Сардиния, некогда такая изобильная благодаря своим древним и пышным лесам, превращается в пустынную степь из-за вандализма алчных дельцов. Ради наживы они превращают в уголь несметное количество растений – многострадальное наследие веков»{197}.

Сельское хозяйство было экстенсивным и практически не предусматривало мероприятий по закреплению грунта или устройству дренажа, в результате повсюду возникали бесчисленные участки с застойной водой, которые идеально подходили для размножения комаров. В ходе реализации Сардинского проекта на разных высотах было обнаружено более миллиона таких комариных питомников, а больше всего в долинах и узких прибрежных равнинах, где почва оставалась плодородной, и потому крестьяне и фермеры обрабатывали ее в разгар сельскохозяйственного сезона, совпадавшего по срокам с малярийным. Нарушенная среда острова идеально подходила для главного переносчика малярии – комаров An. labranchiae. Они могут размножаться в горных водоемах на высоте до 900 м, по краям ручьев и рек, как в пресной, так и в солоноватой воде вдоль береговой линии. Днем они спят, а ночью летят поживиться человеческой кровью.

Anopheles labranchiae не упустили случай обжиться и под землей, что стало возможно с ростом горнодобывающей промышленности, которая вела разработку месторождений свинца, цинка, железа, серебра, меди, сурьмы и марганца. Добычу этих полезных ископаемых мощно стимулировали сразу несколько факторов: во-первых, либерализация законодательства, положившая конец королевской монополии на недра и открывшая их для разведки и разработки, во-вторых, рост спроса на сырье для промышленности, наблюдавшийся на Большой земле, и, в-третьих, транспортная революция, обеспечившая доступ к континентальным рынкам. Поэтому в последние десятилетия XIX в. добыча ископаемых росла экспоненциально. Объемы добычи, измеряемые в тоннах, с 1860 по 1900 г. увеличились в пять раз, а численность рабочей силы утроилась – с 5000 до 15 000 человек. К несчастью для шахтеров, в подтопленных шахтах размножались комары, а бедность, недоедание и плохое жилье сильно увеличивали риск заболеть. К 1900 г. малярия стала главной проблемой горнодобытчиков. Например, в материковой коммуне Монтеварки, где тоже шла активная добыча угля, малярия была первой среди причин госпитализации в больницу, учрежденную горнодобывающей компанией, и в 1902 г. 70 % шахтеров сообщали, что болели малярией в предыдущем году.

Наглядно продемонстрировав последствия вырубки лесов и развития горной промышленности, Сардиния стала еще и печальной иллюстрацией взаимосвязи малярии и обездоленности. Население острова преимущественно составляли обнищавших крестьяне, занятые физическим трудом на открытом воздухе в самый разгар малярийного сезона в долинах и прибрежных равнинах. Крестьяне жили в открытых домах, доступных для летающих насекомых, иммунитет населения был ослаблен недоеданием, подходящей одежды у большинства не было, а из-за повсеместной неграмотности и невежества в вопросах гигиены люди понятия не имели, как себя защитить.

Работники здравоохранения были хорошо осведомлены относительно симбиотической связи между малярией и нищетой. Например, выдающийся врач Джузеппе Загари подчеркивал, что каждый житель Сардинии несет клеймо хронической малярии: истощение и спленомегалия – болезненное увеличение селезенки. Однако бедняки, к числу которых он относил тех, кто питался бобами, кукурузной кашей и улитками, страдали гораздо сильнее, чем их соседи, рацион которых был сытнее. У бедняков нередко наблюдалась еще и кахексия – острый неврологический дефицит, вызванный малярией, который делал пациентов безразличными к окружающему миру и не способными работать, учиться или принимать участие в жизни гражданского общества.

Экономическая политика свободного рынка, которую проводило недавно объединившееся королевство Италии, способствовала неравенству, усугубляла нищету и, следовательно, впрямую подрывала здоровье сардинцев. Интеграция региона сначала в национальный, а потом и в международный рынок путем слияния и внедрения новых видов транспорта имела тяжкие экономические последствия. Недостаточно капитализированное сельское хозяйство юга Италии не выдерживало конкуренции с современными фермами на ее севере или на Среднем Западе США. Цены на зерно обвалились, резко выросла безработица, значительной части населения приходилось жить впроголодь. Самый тяжелый этап сельскохозяйственного кризиса пришелся на период между 1880 и 1895 гг. Тогда разница между относительно