Так что на практике противомалярийная кампания на Сардинии в эпоху фашизма продолжила так же кропотливо применять инструменты, созданные либеральной эпохой: обеспечение населения хинином, сельские медпункты и школы, оздоровление окружающей среды острова. Выборочно применяли ряд других методов: боролись с личинками комаров при помощи хищных рыб гамбузий, распыляли инсектицид «парижская зелень», а так же внедряли полномасштабную программу мелиорации земель, их заселения и обработки. Процесс шел, но плавно, а вовсе не так стремительно, как хотелось глашатаям фашистской революции.

К сожалению, статистические данные о ходе итальянской кампании против малярии, как известно, недостоверны, и особенно на Сардинии. Удаленность от материка, неважные средства связи, крайне ограниченный доступ к медицинской помощи, нехватка лабораторного оснащения и чрезвычайная изменчивость симптоматики, из-за чего малярия часто маскируется под другие болезни и потому представляет серьезную проблему для диагностики, – все эти факторы мешали собирать точную статистику, особенно по количеству случаев заболевания, а не смертей. Статистика смертности всегда была надежнее, чем статистика заболеваемости.

Даже с поправкой на значительную погрешность в официальных данных по средней ежегодной смертности от «малярийной лихорадки и болотной кахексии» на 100 000 населения можно сделать три важных вывода. Во-первых, кампания по борьбе с малярией достигла значительного и устойчивого успеха по всей стране. Во-вторых, несмотря на существенный прогресс, к концу рассматриваемого периода малярия на Сардинии оставалась серьезной и эндемичной проблемой здравоохранения. В-третьих, Сардиния подтвердила свое печальное первенство среди самых пострадавших регионов Италии. В итоге по абсолютным значениям на Сардинии наблюдался прогресс, а по относительным – отставание.

Еще одной чертой малярии, как в Италии в целом, так и на Сардинии в частности, было то, что резкий спад смертности не означал такого же резкого спада заболеваемости и сопутствующего замедления передачи инфекции. Это было следствием использования хинина. Доступность антиплазмодийного средства означала, что заболевших можно лечить, пусть и не вылечивая полностью, а значит, они не будут умирать, хотя передача инфекции и продолжится. Поэтому смертность от малярии резко снизилась, а уровень заболеваемости остался гораздо выше, хотя достоверной статистики по заболеваемости нет.

Кризис после Второй мировой войны

Прогресс в борьбе с малярией не был непрерывным и поступательным. Как раз наоборот, интенсивность ежегодных летних вспышек эпидемии зависела от превратностей погоды. Долгие периоды обильных дождей и высоких летних температур были раздольем для комаров. Однако самые тяжелые и длительные провалы случились из-за войны. Два мировых конфликта уничтожили достижения многолетних кропотливых трудов и спровоцировали череду крупных эпидемий малярии.

Причины катастрофы в сфере здравоохранения после обеих войн были многочисленны и взаимосвязаны. За началом боевых действий следовала мобилизация медперсонала, и противомалярийная кампания останавливалась, а прекращение международных поставок хинина лишало ее главного инструмента.

Второй каскад последствий для здравоохранения повлекли за собой перемены в двух главных сферах сардинской экономики: в сельском хозяйстве и горном деле. Мировые войны систематически отвлекали ресурсы из сельской местности в промышленность и армию. Тягловый скот и технику реквизировали, мужчин призывали на военную службу, достать удобрения, запчасти, топливо и оборудование становилось невозможно, инвестиции прекращались, осушение земель приостанавливалось, женщины и дети отправлялись работать в поля вместо ушедших на фронт мужчин. (У детей и женщин не было иммунитета против малярии, так как они сталкивались с этой болезнью гораздо реже: они ведь не занимались сельскохозяйственными работами и жили в городах на холмах, а малярия бушевала ниже, на равнинах и в долинах.) Скот тоже составлял коэффициент здоровья людей: в отсутствие сельскохозяйственных животных у комаров не оставалось выбора и они переходили на диету исключительно из человеческой крови. Кроме того, из-за дефицита практически всего, чего только можно, производство резко сократилось, и инфраструктуру систем ирригации и дренажа просто забросили. Вдобавок ко всему разваливалась транспортная система, включавшая в себя катера, поезда, грузовые автомобили и конные повозки, рушились сети распределения, и нехватка продовольствия возникала даже при нормальном снабжении. Цены неуклонно росли, а тайное накопление запасов и черный рынок только усугубляли проблему.

Для всех шахтерских районов последствия военного конфликта тоже были разрушительными. При отсутствии снабжения, оборудования и транспорта поддерживать работу шахт стало невозможно, их начали затапливать и закрывать. Рабочих массово увольняли, это парализовало промышленность. Условия жизни у безработных шахтеров были не лучше, чем у рабов.

Разумеется, свой вклад в эпидемиологический кризис внесли и военные действия. Огромное количество молодых мужчин были мобилизованы и размещены в антисанитарных условиях переполненных казарм и биваков в малярийных зонах Италии и на Балканах, что увеличивало риск заражения. Последствия военных авантюр Муссолини разрушили здравоохранение. Поражение, оккупация, разложение армии, начавшееся после того, как 8 сентября 1943 г. Италия перешла на сторону союзников, и превращение полуострова в зону боевых действий подорвали сельское хозяйство, промышленность и транспортную систему еще больше: огромное количество людей были перемещены и лишены крова, оккупационные силы нацистской Германии считали, что вправе грабить Италию, и активно использовали ее сырье, предприятия и рабочую силу. Серия бомбардировок Сицилии союзными силами также привела к обширным разрушениям, хлынули потоки беженцев. Все эти факторы подрывали устойчивость к болезни.

Ситуация, перед лицом которой оказались организаторы проекта ERLAAS, стартовавшего в 1945 г., была критической. В тот год сельскохозяйственный сектор очень сильно пострадал еще и от засухи, самой жестокой за всю историю наблюдений на острове. К несчастью, 1946 г. тоже выдался исключительно засушливым. Урожай всех культур не шел ни в какое сравнение с довоенным уровнем, и обширные пространства оставались незасеянными, потому что почва затвердела и высохла настолько, что вспахать и засеять ее было невозможно. Кормовые культуры тоже не уродились, поэтому часть скота пришлось перебить, еще часть погибла от голода, а выжившие волы были так истощены, что не могли тянуть плуг. Иссушенный ландшафт охватили лесные пожары, уничтожившие сады, виноградники и поля. Начались нашествия саранчи и кузнечиков буквально в библейских масштабах. Неизбежно последовала инфляция, потребители столкнулись с неразрешимой дилеммой, потому что зарплата рабочего выросла в 9 раз по сравнению с довоенным уровнем, а цены – в 20 раз.

На острове начался голод, и даже государственный паек подтягивал ежедневный рацион среднестатистического сардинца всего лишь до 900 калорий, тогда как для здоровой жизнедеятельности требовалось 2600 калорий. Обычная семья во время кризиса 1945–1946 гг. тратила на еду 90 % дохода. На прилавках было пусто, денег у людей не было, одевались они в лохмотья, ходили босиком. Такое падение качества жизни ярко и отчетливо выразилось в кризисе общественного здравоохранения. И хотя наибольшее беспокойство вызывали малярия и туберкулез, власти столкнулись с серьезными вспышками и других заболеваний: трахомы, сифилиса и гастроэнтерита у взрослых, чесотки, авитаминоза и коклюша среди детей.

Помимо прочего, Сардинию захлестнула волна преступности. Ветераны войны, бывшие партизаны, военнопленные вернулись на остров, и там их встретили безработица и голод. Вместе с безработными фермерами и беглым заключенными, вооружившись гранатами, винтовками и автоматами, полученными на фронте, они промышляли мародерством. Банды занимались грабежами и вымогательством, похищали и убивали людей, а полицейские пытались восстановить порядок, но в их рядах наблюдался явный недобор.

Вторая кампания против малярии: ERLAAS и ДДТ

Американская политика в отношении Сардинии менялась по мере того, как становились очевидны масштабы социальных, экономических и санитарных бедствий. Первая задача состояла в том, чтобы предотвратить катастрофу, угрожавшую общественному здоровью: несколько тяжелых эпидемических заболеваний в любой момент могли обернуться страшными несчастьями, разрушить экономику и усложнить работу по восстановлению стабильности в государстве. Брюшной тиф, сыпной тиф, туберкулез – все они внушали беспокойство и требовали внимания, однако главной угрозой была малярия. ERLAAS столкнулось с величайшей проблемой здравоохранения послевоенной эпохи.

Деятельность ERLAAS следует рассматривать в контексте не только здравоохранения, но и политики. Решение о применении ДДТ принималось, когда только-только началась холодная война, и кампания против комаров An. labranchiae отражала логику конфликта между Западом и коммунизмом. Фонд Рокфеллера, который управлял программой ERLAAS, руководствовался искренней обеспокоенностью здоровьем населения. Но в то же время было совершенно очевидно, что медицина, наука и здравоохранение были не просто средствами облегчить человеческие страдания, но ненасильственными методами продвижения гегемонии США. Победа над малярией с помощью ДДТ сначала на Сардинии, а потом во всем мире могла стать впечатляющей демонстрацией мощи американской науки и технологий.

С точки зрения просвещенного эгоизма послевоенная глобальная рыночная экономика нуждалась в здоровых