с чумой военными методами. На мятежи британцы отвечали репрессиями в политической сфере и одновременно рядом уступок в сфере медицинской. С политической точки зрения власти применяли закон о подстрекательстве к мятежу, чтобы устраивать облавы, закрывать газеты, без суда высылать агитаторов в колонию на отдаленных Андаманских островах и для того, чтобы возбуждать уголовное преследование за государственную измену. Целью было задавить восстание, а репортеры подметили, что при такой частоте полицейских облав в том, что касается репрессий, Индия уже может тягаться с царской Россией.

Чтобы скомпенсировать суровость властей и устранить источники столь повсеместной к ним неприязни, губернатор Бомбея лорд Сандхерст объявил, что кампания по борьбе с чумой переходит к более примирительной политике. Силовые методы были признаны годным инструментом только для подавления ограниченных вспышек в маленьких городах и совершенно неэффективным, когда эпидемия бушует в мегаполисе, где народу столько, что толпой он представляет опасность для блюстителей правопорядка. В условиях тотального противостояния перевес сил был бы не на стороне Британии, чья военная мощь составляла всего 230 000 солдат на всю Индию.

Решение отказаться от силовых методов далось еще проще, когда вышел отчет Комиссии по борьбе с чумой. Специалисты пришли к выводу, что средневековая суровость мер ничуть не поспособствовала сдерживанию заразы, но очень негативно отразилась на общественном порядке. Надеяться на искоренение уже не приходилось, чума всегда возвращалась в холодное время года, расширяя свой ареал. К тому же жесткие противочумные мероприятия обходились ужасно дорого. Так что в 1898 г. губернатор Сандхерст отринул столь опасные, неэффективные и дорогостоящие силовые методы и воззвал к доброй воле населения.

Новые тенденции противочумной кампании

После заявления Сандхерста все насильственные здравоохранные меры были отменены. Санитарные отряды, принудительные физические осмотры, навязывание аллопатического лечения и изоляция на Артур-роуд – все это осталось в прошлом. Зловещие карантинные лагеря продолжали работу, но уже по другим правилам. Для каждой местной религиозной группы стали создавать небольшие районные больницы. Там соблюдались кастовые и гендерные правила, пациентов могли навещать близкие, лечение осуществляли в том числе и местные целители. Пока современная чума не оставила Бомбей в покое окончательно, там успели открыть 31 такое учреждение. Чтобы мотивировать население соблюдать противочумные правила добровольно, британцы учредили Фонд помощи, который компенсировал потерянную из-за карантина зарплату, возмещал стоимость личных вещей, уничтоженных дезинфекторами, покрывал расходы на похороны пациентов, обратившихся за лечением добровольно, и помогал их семьям.

Сыворотки и вакцины

Замена кнута пряником значительно уменьшила социальную напряженность и предотвратила назревающее восстание. Однако новый подход не снизил ни заболеваемость чумой, ни смертность от нее. Эти показатели остались на том же уровне и в новом веке, когда принцип добровольного сотрудничества стал правилом. Поэтому теперь положить конец эпидемии надеялись с помощью новых технологий, созданных в лаборатории, и благодаря иммунологии – науке новой и быстро развивающейся. Первой такой технологией стала противочумная сыворотка. Йерсен и Люстиг экспериментально выяснили, что у лошадей, зараженных бактерией Y. pestis, чума не развивается. Это открытие ученые успешно применили для изготовления сыворотки, содержащей плазму крови иммунизированных лошадей. Сначала препараты Йерсена и Люстига использовались в качестве экспериментального лечения безнадежно больных пациентов, а затем для профилактики и в обоих случаях дали скромные, но положительные результаты. В клинических испытаниях на 480 пациентах среди тех, кто принимал сыворотку Люстига, выздоровели 39,6 %, а в контрольной группе всего 20,2 %. Воодушевленные этими результатами и не имея никакого другого, более эффективного лекарства, врачи больницы на Артур-роуд взяли на вооружение обе сыворотки.

На местном уровне гораздо большее значение имела вакцина, разработанная в самом Бомбее. Еще в начале эпидемии Бомбейское президентство приняло решение финансировать исследования чумы под руководством выдающегося ученого Маркуса-Вольфа Хавкина[48] (1860–1930), последователя Дженнера и Пастера родом из Одессы. Когда в Индии разразилась катастрофа, Хавкин уже был всемирно знаменитым создателем вакцины от холеры. В 1897 г., работая в Бомбее в Государственной исследовательской лаборатории по изучению чумы, Хавкин изготовил вакцину из убитых бактерий, которая прошла испытания на безопасность и эффективность сперва на крысах, а затем на людях, принявших участие в исследовании на добровольных началах. В обоих случаях вакцина обеспечила лишь частичный и временный иммунитет, но это было лучше, чем ничего. Поэтому в 1898 г. британские уполномоченные по борьбе с чумой приняли решение о начале массовой вакцинации населения экспериментальным препаратом Хавкина. Их поддержала Комиссия по борьбе с чумой в Индии, авторитетно заявив, что все стратегии и методы, применявшиеся до того, как Хавкин совершил свой научный прорыв, были бесполезны. Оптимизм внушала только новая вакцина.

Но, к сожалению, кампания по вакцинации не принесла желаемых результатов. Одна из причин неудачи была технической: вакцина Хавкина требовала многократного введения под наблюдением квалифицированного медицинского персонала, а его не хватало. Непросто оказалось и наладить логистику, которая позволила бы обеспечить вакциной все многочисленное население Бомбейского президентства. К тому же по большей части кампания была встречена без энтузиазма и скорее с сопротивлением. Провоцировал его в том числе и тот факт, что вакцина обеспечивала лишь частичный иммунитет, и вскоре у каждого появился знакомый, который привился от чумы, но все равно заболел. Кроме того, у вакцины были побочные эффекты – головокружение, мигрень, опухание лимфатических узлов и болезненный отек в месте прививки, что выводило пациентов из строя на несколько дней. Все это усиливало подозрения, что британцы распространяют яд.

После серьезного несчастного случая эти опасения переросли в уверенность. Лаборатория по изучению чумы работала под сильным прессингом и, вынужденная обеспечивать необходимое количество вакцины, решилась на компромисс в вопросе безопасности. В октябре 1903 г. это привело к трагедии в деревне Мулковал: сотрудники лаборатории нечаянно заразили партию вакцины столбняком, а затем усугубили ошибку, забыв добавить в препарат карболовую кислоту, служившую безотказным средством защиты. В результате 19 человек, привитых зараженной вакциной, умерли мучительной смертью, но не от чумы, а от столбняка. В общем, из-за чехарды, творившейся в чумной политике, внедрение сывороток и вакцины закончилось таким же провалом, что и попытка возродить противочумные меры, придуманные в Средние века.

«Нет крыс – нет чумы»

Последний этап борьбы с чумой начался с запоздалого подтверждения гипотезы, предложенной Полем-Луи Симоном в 1898 г.: ведущую роль в распространении чумы играют крысы и блохи. Комиссия по борьбе с чумой в Индии сначала отнеслась к предположению Симона скептически (см. главу 4). Однако, пересмотрев повторно как биологические, так и эпидемиологические особенности болезни, Комиссия свое мнение изменила. На сей раз она не отмахнулась от данных, собранных Симоном, а подтвердила их результатами гораздо более масштабных исследований, признав тем самым, что путь передачи чумы через крыс и блох – отныне медицинская догма. И вот, спустя 14 лет безуспешной борьбы с чумой, в очередной раз появился новый план обуздывания этой напасти. Он был основан на сделанном Симоном открытии и предусматривал комплекс мероприятий по уничтожению крыс, так называемой серой угрозы, – это теперь был главный приоритет в борьбе с чумой. Кампания прошла под лозунгом: «Нет крыс – нет чумы».

Чтобы воплотить этот лозунг в жизнь в Бомбее, доктор Дж. А. Тёрнер объявил в 1909 г. большую травлю. Охота на грызунов началась с того, что на карте города разметили участки, каждый из которых одна бригада крысогонов могла обработать за три дня. Вооружившись метлами, ловушками, бидонами с протравой и промывочными насосами, они отправлялись в назначенные районы. Утро первого дня отводилось под наружные работы. Бригада вычищала водостоки и канавы, убирала отходы, чтобы грызунам нечем было поживиться. Во второй половине дня охотники расставляли сотни ловушек с приманкой – рыба и кусочки хлеба, которые предварительно обваливали в сахарной пудре и муке, сдабривая затем мышьяком или стрихнином с толченым стеклом. Ловушки с отравой расставляли везде, где обнаруживали крысиные ходы или гнезда.

На следующий день охотники возвращались и собирали всех пойманных крыс, живых и мертвых, в жестяные ящики, которые относили в лабораторию. Там тушки грызунов снабжали бирками с указанием места поимки, осматривали на предмет бубонов, а затем сжигали. На третий день бригада возвращалась в тот же район с метлами и промывочными насосами, чтобы подмести и продезинфицировать внутренние помещения. Если из лаборатории сообщали, что обнаружили в улове крысу с бубонами, охотники задерживались еще на день, чтобы произвести дальнейшую дезинфекцию. Затем крысоловы переходили на следующий участок. Их целью было выгнать выживших крыс из их гнезд и не дать вернуться. Решимости борцам с крысами предавал тот факт, что в Англии, Южной Африке, Австралии, Японии и на Филиппинах тоже взяли на вооружение стратегию дератизации.

В 1910 г., когда интенсивная охота на грызунов шла