и тем самым творил собственную традицию комментирования, которая была воспринята и многими его последователями.

Сам его взгляд на священные тексты был глубоко оригинален: «Слышал я от моего учителя (Бааль-Шем-Това) по поводу сказанного о царе Шломо (Млахим I, 11:4): „Жены его склонили сердце его к другим божествам“, что нет во всей Торе слова, которое не несло бы в себе двух смыслов. Эта двойственность связана с тем, что во всем на свете есть мужское и женское начало, качество милосердия и качество суда. Поэтому нет творения, которое не содержало бы этих двух начал»[241].

В интерпретации Бешта знакомые тексты начинают играть совершенно новыми красками, причем зачастую его аллегорические толкования носят моралистический характер и очень далеко уводят от исконного текста, но встречаются и толкования в классическом духе.

Например, во фразе «И увидел Г-сподь, что он (Моше) подходит смотреть, и воззвал к нему Б-г из терновника…» (Ис., 3:4) Бешт видит подтверждение того, что «Шхина включает в себя все миры — неживую природу, растения, животных и человека, и все творения, какие только существуют, как хороши, так и дурные. И для Моше, учителя нашего, было удивительно, каким образом Шхина, которая представляет собой подлинное единство, может одновременно включать в себя две противоположности и каким образом противостоящие друг другу добро и зло могут образовать истинное единство»[242].

Вот как Бешт трактовал слова книги «Ваикра» («Левит») «Никакой закваски и никакого меду не должны вы воскуривать в огнепалимую жертву Господу» (2:11): «Закваска намекает на гордыню, а мед на вожделение. И то, и другое непригодно в служении Всевышнему. И когда человек удостаивается изжить гордыню и вожделение, тогда он с лёгкостью может приникнуть к Нему, благословенному»[243].

История смерти сыновей Аарона Надава и Авигу комментируется следующим образом: «Порой дурное начало дает человеку совет, побуждая его подниматься над своим уровнем, дабы он упал вниз до самой бездны. Об этом сказали мудрецы: „Избыток масла приводит к тому, что светильник гаснет“. На это намекает и стих: „Они (Надав и Авигу) приблизились к Господу и умерли“ (Ваикра, 16:1) — то есть чрезмерное приближение приводит к падению»[244].

Комментируя рассказ Торы о строительстве Переносного Храма и Скинии Завета, Бешт утверждал: «Человек подобен Скинии, ибо его сердце — скиния нефеш (низшей души), а разум — скиния нешама (высшей души). Поэтому человек должен сделаться престолом для Шхины, дабы она пребывала в его сердце и разуме»[245].

А вот что для Бешта следует из слов Мишны: «Жертвы Святая святых резали к северу от жертвенника», а «жертвы легкой святости можно резать в любом месте Храмового двора»: «Святая святых — это намек на мудрецов Торы. Но дурное начало „прячется“ и приходит к ним в обличье доброго начала, убеждая их, что если они последуют его совету, то исполнят заповедь. А „малая святость“ намекает на обычных людей. Их дурное начало не нуждается в подобных ухищрениях»[246].

Подобные комментарии порождали у последователей Бешта чувство, что вся Письменная и Устная Тора адресована именно им. И точно так же они воспринимаются и сегодня, еще раз подтверждая величие Бешта.

Глава 3. Хасид

…И все же прежде всего Бааль-Шем-Тов был хасидом, живым воплощением своего учения во всем — в Б-гобоязненности и трепете перед Творцом, в проявлении любви и готовности прийти на помощь каждому еврею (включая порой и не самых симпатичных из них), в силе молитвы.

Словом, во всех проявлениях повседневной жизни. Все исследователи сходятся на том, что ни одно религиозное учение так не завязано на личности своего основателя, как хасидизм. Отсюда следует и значение рассказов о Беште, и их великое множество, причем в самых разных вариантах — хасид учится тому, как ему следует жить не столько по различным книгам по хасидизму, сколько на основе этих рассказов. Причем вне зависимости от степени их достоверности, поскольку, как верно замечал Эли Визель, достоверность в данном случае имеет вторичное значение по-сравнению с теми уроками, которые из них можно извлечь.

Вместе с тем хасидская традиция, безусловно, идеализирует Бешта, представляя его как одного из самых совершенных из когда-либо живших на земле людей. К примеру, Магид из Межерича говорил, что, когда он обратился к Небесам с просьбой показать ему человека, у которого все 248 органов и 365 жил безраздельно посвящены Всевышнему, явили ему Бешта. «И был он в образе человека из пламени, ибо не осталось в нем ничего, что не было бы просветлено святостью и чистотой»[247].

Но Бешт, безусловно, был прежде всего человеком из крови и плоти, и потому вряд ли стоить изображать его в качестве ангела. Вне сомнения, он был величайшим праведником. В определенном (именно еврейском, а не христианском) смысле слова его и в самом деле можно называть святым, но не ангелом (хотя в еврейских молитвах на Рош а-Шана и Судный день говорится, что даже ангелы трепещут в День Суда, так как и они не безгрешны перед Господом).

Показательна в этом смысле история о том, как Бешту в Остроге приглянулась лошадь некого р. Айзека. И стал он настаивать на том, чтобы р. Айзек продал ему лошадь, и последний ответил Бешту: «Учитель наш, ведь написано: не возжелай!». «Глупец, я все равно желаю», — ответил Бешт, давая понять, что и ему не чужды человеческие страсти, и им владеет временами «йецер а-ра».

В другой истории Бешт вместе с учениками останавливается на субботу в доме какого-то еврея, который оказывает гостям, мягко говоря, не очень теплый прием: подает вместо хал корку черствого хлеба, заставляет делать кидуш над водкой, а не над вином и т. д. и вообще всячески демонстрирует своё недружелюбие. Но вот суббота заканчивается, откуда-то появляется жена хозяина дома, сам хозяин разительным образом меняется — накрывается Б-гатый стол, Бешту оказывается всяческий почет.

На вопрос, с чем связана такая перемена, хозяйка напоминает Бешту, что она, будучи сиротой, девочкой была служанкой в его доме. Однажды Бешт стал свидетелем того, как его супруга несправедливо кричала на нее — и не вступился. За то, что он позволял обижать сироту ему вынесли на Небесах суровый приговор, и вот они с мужем и решили испортить праведнику субботу, чтобы этот приговор был отменен.

Это — одна из немногих историй, из которой ясно, что и основателю хасидизма было что поставить в упрек.

* * *

«Шивхей Бешт» сообщает, что Бешт ежедневно весь день учил Тору в талите и