Лапа сдавила оба лёгких Ксейна. В груди стало холодно, воздуха не хватало.

– Это ложь, – выдавил юноша. – Она бы никогда не предала меня.

Ксалана пожала плечами, вытащила из стопки на столе желтоватую бумагу и протянула юноше.

Ксейн сразу её узнал. Это была карта, которую он нарисовал для Акслин. Неверные и неуклюжие штрихи и неловкие надписи не имели ничего общего с аккуратным почерком девушки, которую он любил.

Карта, которую он нарисовал для неё, потому что хотел стать частью её миссии, её жизни…

И теперь эта карта была в руках командира Ксаланы.

– Это ложь, – прошептал он, чувствуя, как невидимая лапа сжимает ему горло.

– Отношения с «нормальными» – это всегда сложности, – повторила командир. – В основном, потому что обычные люди сами не хотят общаться с нами, Стражами. Они боятся нас, потому что мы превосходим их во всём. Однако они не могут обойтись без нашей защиты. Они боятся нас и ненавидят и понимают, как мы им нужны. Конечно, летающая в облаках девушка или мальчик-мечтатель могут увлечься кем-то из нас в определённый момент своей жизни. Но, в конце концов, они приходят к пониманию, что мы другие. Есть одно место, где нас действительно любят: корпус Стражей Цитадели. Мы посвящаем свою жизнь борьбе с монстрами, чтобы простые люди могли быть свободными. Но лучше и нам держаться подальше от них.

– Нет, – пробормотал Ксейн. – Акслин не такая.

– Ты можешь продолжать обманывать себя, если хочешь. Но факт в том, что ты рисковал своей жизнью, чтобы вернуться к девушке, которая, очевидно, достаточно мудра, чтобы понимать, что твоё место не с ней, а среди нас.

Холодные непослушные пальцы Ксейна разомкнулись, карта мягко упала на пол, но никто, кажется, не обратил на это внимания.

– Капитан Салакс, отведите дезертира обратно в его камеру, – приказала Ксалана. Завтра его начнут наказывать.

– Да, командир.

– И убедитесь, чтобы все курсанты присутствовали при этом. Нам важно, чтобы они знали о последствиях предательства Гвардии Цитадели.

Ксейн уже почти не слушал её. Однако слово «предательство» долетело до его ушей. В сознании юноши тут же возникло лицо Акслин, чьи черты он, казалось, начал понемногу забывать в последнее время. Он всё ещё не был в состоянии поверить, что она продала его Гвардии. И ради чего? Ради поездки в Цитадель?

Ксейн почувствовал, как червь сомнения пробрался в его сердце и начал грызть его изнутри. Акслин хотела поехать в Цитадель. Она проделала такой большой путь, чтобы попасть туда. Говорила, что любит его, но даже это чувство не заставило её изменить свои планы и свернуть с пути к своей мечте.

Капитан Салакс отвёл его обратно в камеру, и Ксейн позволил тащить себя, как чучело, набитое соломой.

Лапа, которая ещё недавно сдавливала его внутренности, отпустила свою страшную хватку, забрав с собой всё, что недавно так мучало юношу. Прежнего Ксейна больше не было. Осталась лишь оболочка, пустая и тёмная.

– Постарайся отдохнуть сегодня ночью, рекрут, – услышал Ксейн голос Салакса за своей спиной. – Завтра тебе понадобятся силы.

Сказав это, он закрыл за собой дверь камеры.

Ксейн подполз к койке и рухнул на неё. Ему хотелось ничего не чувствовать и ни о чём не думать. Но перед глазами стояла эта злополучная карта, карта, которую держала в руках командир Ксалана.

Если то, что рассказали она и Салакс, было правдой… Если всё это было правдой… Если Акслин действительно предала его… Если монстры убили его мать…

Он плотно закрыл глаза. Невозможно было в это поверить. Кинакси никогда не нравилась Акслин, и он знал, что чувство неприязни было взаимным. Но она бы не бросила его мать в беде. Не отдала бы на растерзание монстрам…

Или нет? В конце концов, она ведь ушла в Цитадель. И взяла с собой карту…

«Я не хочу в это верить. Я не могу в это поверить».

Но если это было правдой… Ксалана была права. Он рисковал жизнью, чтобы вернуться к ней. Чуть не умер в страшных мучениях от лап живодёра. И совсем скоро получит триста тридцать три удара хлыстом за это. Постепенно пустая оболочка Ксейна наполнилась новым чувством. Это ощущение было ещё более неприятным, чем то ледяное давление во всём теле, которое он испытал в комендатуре. Оно было горьким, как желчь, и ядовитым, как поцелуй змеи.

Стражи пришли за узником ещё до восхода солнца. Ксейн хотел бунтовать, сражаться за свою жизнь и за свою свободу, но чувствовал себя таким немощным, как будто его снова отравили слюной сосущего. Поэтому он безо всякого сопротивления позволил вывести себя из камеры. Они шли по коридорам, приближаясь к месту эксзекуции, но Ксейну было всё равно, куда его ведут. В голове юноши по инерции возникали мысли о побеге, но тут же гасли. Теперь он не мог найти для себя причин бежать. Для чего? Чтобы быть съеденным монстрами? Чтобы встретиться с девушкой, которая его предала? Чтобы вернуться в оккупированную монстрами деревню, где недавно умерла его мать, потому что он не смог защитить её?

Тюремщики Ксейна снова промыли его раны и, не снимая наручники, вытащили его из камеры. Они собирались жестоко наказать его за нарушение правил, но при этом хотели оставить его в живых. А это означало, что они сделают всё возможное, чтобы он смог выдержать эти три с лишним сотни ударов. Выдержать до конца.

От одной только мысли об этом ноги Ксейна подкосились, и Стражам волоком пришлось тащить его за собой, пока он снова не смог стоять самостоятельно.

«Возможно, я умру здесь», – сказал он себе. Скорее всего, не в этот день и не на следующий. Но тело может не выдержать такого наказания.

«Это не имеет значения, – внезапно подумал он. – Я всё равно был бы уже мёртв».

Живодёр убил бы его, если бы Стражи не пришли на помощь. Но сейчас он не знал, как к этому относиться. Он знал лишь, что жизнь, о которой он мечтал, будущее, которого так желал, и воспоминания, которые хранил как драгоценные сокровища в своём сердце на протяжении долгих месяцев пребывания в Бастионе… Всего этого больше не существовало.

А была только ложь, глупая и жестокая ложь.

Они вышли на площадь, и Ксейн на мгновение остановился, поражённый.

В сероватом свете зари он видел всех курсантов Бастиона, выстроенных в идеальные шеренги. Здесь были бригады обеих дивизий. Ксейн никогда не видел, чтобы на плацу собиралось столько людей, ведь курсанты Серебряной Дивизии тренировались всегда отдельно, по ту сторону разделявшей их стены.

Но сейчас все они были там, все сто одиннадцать курсантов со своими инструкторами, все капитаны и командиры. Они пришли, чтобы посмотреть, как дезертир получит триста тридцать три удара плетьми.

Никто не повернулся, чтобы взглянуть на Ксейна, хотя некоторые и покосились на него, когда он проходил мимо.