— Смотрите внимательно! Видите? Каждый из вас должен найти и аккуратно вырыть не меньше дюжины таких же. Этого нам хватит для большой порции зелья, и Франсуа благополучно продержится до приезда целителей.

А может, и приятно их удивит, добавила мысленно.

— Но, госпожа Ирис, — нерешительно высказался старший из сопровождающих. Наше дело — охрана…

— Со мной Али. Не волнуйтесь. В крайнем случае — меняйте друг друга, потому что эти цветы имеют свойство уходить от поиска. Такие вот непоседы… Приступайте же!

Брат Тук только хмыкнул. Полюбовался на вояк, вынужденных опуститься на карачки и колупаться в земле — непривычное зрелище… Впрочем, двое так и остались на часах, молодцы. Обратился к Ирис.

— Но ведь это обычная так называемая Сон-трава, дочь моя. Чем, по твоему, она поможет парализованному, помимо того, что погрузит в глубокий сон? С одной стороны, конечно, и это благо: снимет лишние волнения и поможет ему дождаться настоящей помощи. Но стоит ли эта травка потраченного времени и усилий, когда с тем же самым без труда справится несколько капель опия, который, как я заметил, есть в твоей шкатулке с лекарствами?

Ирис улыбнулась. Ответила кротко:

— У нас с вами были разные учителя…

Запнулась, не зная как обращаться.

— Брат Тук, — с улыбкой подсказал ей монах. — Для «святого отца» я, вроде, ещё не дорос.

— Брат Тук, — повторила девушка. — Уважаемый Аслан-бей научил меня извлекать и усиливать те свойства трав, которые прячутся за основными. Уж такова природа моей магии.

— Вот оно что…

Пастырь душ человеческих осторожно принял у Ирис новый комок земли с цветком, уложил в корзину.

— А позволь полюбопытствовать, какую часть растений ты собираешься использовать? Лепестки? Коренья?

— Семена, — коротко ответила Ирис.

Тук выразительно приподнял брови. Девушка пояснила:

— Именно в них — сила будущих ростков, которая, преобразованная в эликсир, пробудит в организме регенерацию повреждённых органов. Брат Тук, вы ведь собирались следовать с нами до Лютеции? Давайте, я расскажу вам о том, что делаю, в дороге, когда у нас будет достаточно времени. А сейчас — смотрите, уже смеркается.

Она показала на розовеющее над лесом небо.

— Да и травы лучше собирать до росы…

Монах согласно кивнул — и нагнулся за новым драгоценным колокольчиком.

… Потом был не слишком приятный для Ирис момент, когда она, чувствуя, что не успевает — солнце уже садилось, нельзя было упустить закат для волшбы — упросила рейтар взрыть полоску земли, этакую небольшую грядку, посыпать ещё тёплой золой, полить… Кое-кто косился на неё, как на ненормальную. Потом сама рассадила полученный урожай. Земли, остающейся на корнях Сон-травы, не хватило бы для ускоренного роста, нужно было много-много питательных веществ, но объяснять в подробностях — значит тратить драгоценное время… Она наспех оттёрла перепачканные пальцы предложенной кем-то тряпицей, на глазах изумлённых свидетелей поклонилась лесу — и встала над «грядкой», простирая руки, словно стараясь обнять.

Потянулась душой и сердцем к этим нежным и хрупким цветам — и почувствовала десятки радостных откликов-голосков.

«Простите меня», — обратилась мысленно. «Простите, что сняла с насиженного места, где всё для вас было привычное и родное. Но вы нужны мне все, сразу, одновременно. Только вы поможете славному мальчику стать здоровым, только вы, такие сильные, такие чудесные. Я одна знаю, что за вашей красотой и способностью дарить чудесные сны таится ещё и великая сила исцеления… Помогите нам!»

«Я постаралась, чтобы здесь вам было хорошо. Смотрите: перегной и зола — ваша пища. Неподалёку журчит ручей, струи его текут и под землёй, потянитесь корнями — и найдёте воду. Местечко это в полуденные часы озаряется солнцем, а утром и вечером от ваших старших братьев-деревьев густая тень, дающая прохладу. Всё, как вы любите! Так помогите нам!»

«Я награжу вас долгой жизнью. Я пошлю пчёл, чтобы жужжали песни и убаюкивали вас, и переносили пыльцу, дабы вы плодились и размножались. Я поставлю вокруг защиту — чтобы не рвали любопытные и беспечные люди и не вытаптывало лесное зверьё, а делиться своей силой вы могли бы лишь с теми, кто окажет должное уважение. Помогите нам!»

Чтобы лучше сосредоточиться она прикрыла веки. Оттого-то видела лишь то, что творилось под ногами: как делянка ощетинилась свежей порослью сон-травы, разрастающейся от взрослых растений, как вспыхнули и раскрылись сотни — не дюжины! — шестилепестковых звёздочек новых соцветий, сияя пушистыми, жёлтыми, как цыплята, сердцевинами, как, немного подрожав, те сжурились, сплелись в продолговатые мохнатые трубочки плодов…

Кажется, она устала. Хватит ли ей сил довести дело до конца? А ведь нужно ещё подстегнуть созревание семян до нужной спелости…

Брат Тук, вместе со всем не спускавший с юной феи глаз, почувствовал неладное. Ещё недавно он любовался сиянием, исходящим от этой удивительной девушки — чистым, золотого оттенка с примесями белого серебра — но вот оно стало прозрачным, тусклым… Оно и понятно, любая магия имеет предел, а феи, насколько он знал из летописей, особо сильными её запасами не отличались. Монах уже воздел руку для благословения — как вдруг макушка высокой ели на границе поляны и леса дрогнула.

И склонилась.

Заскрипев, прогнули стволы молодые дубки и крепкие ясени.

Затрепетали листвой кусты, протянули к рыжей фее сотни суставчатых длинных пальцев.

В полном безветрии зашумел подлесок, размахивая ветвями, будто стараясь дотянутся до поляны… И потекли, потекли ото всюду к маленькой сияющей фигурке струи, ручьи, полноводные реки чистой Силы.

Забыв, для чего простирал руку, брат Тук перекрестился.

Воистину… чудо эта девочка. Кроме него, потоков лесной магии, устремившейся к Ирис, никто не видел, но, похоже, ни у кого не осталось сомнений, что юный Франсуа, единственный сын у матери, мальчик, спасший товарища, но заплативший дорогую цену — будет жить и будет ходить. Да ещё как! Бегать!

Amen.

Уважаемые и дорогие мои,

кусик большой, а у меня сегодня глаз к вечеру замылен — могу не увидеть огрехов. С утра ещё вычитаю — но если увидите что-то не то и не так — не стесняйтесь насчёт тапочек, кидайте:)

* * *

Разлепив веки, Ирис долго таращилась на едва угадываемый в темноте низкий потолок, и всё никак не могла сообразить, где она. До тех пор, пока на резном позолоченном своде не заиграл тусклый отблеск живого пламени — и разом вернул в действительность. Переведя взгляд, она обнаружила знакомое окно кареты; раньше из-за непривычного положения лёжа не сразу его опознала. По случаю сна бархатная штора была приспущена, но через складки плотной ткани просвечивались те самые огоньки костра, разведённого, по-видимому, неподалёку.