Торопливо выбравшись, оглянулась, разыскивая глазами маршала или Лурье, или Филиппа… Неважно, кого, главное — успеть сообщить, что поблизости затаился ещё кто-то…

Кинжал так и остался в её руке — ведь она хорошо помнила уроки Али. Поэтому, когда сверху, с небес — о нет, с макушки высочайшей ели! — сорвалось нечто огромное, тёмное, крылатое, она сперва замерла, машинально оценивая расстояние, а потом, помня об одном из правил нубийца — не дать врагу приблизиться, если это возможно! — метнула позолоченный клинок прямо в падающую на неё тварь. И отпрыгнула в сторону. «Ударила — уходи».

Со шмяком и хрустом костей к её ногам упало грузное тело, Задёргалось в предсмертной судороге огромное перепончатое крыло, заскребли, вспарывая дёрн, когти на четырёхпалых руках… Получеловек-полумышь пытался если не встать, то приподняться, доползти до цели, схватить её, Ирис. Но завыл, скрючившись, и потянулся к рукоятке, пытаясь выдернуть засевший в груди клинок. По серой груди расползалось тлеющее пятно, будто оборотня пожирало изнутри пламя. В его темя вонзились сразу три отравленных иглы Али, а пули, выпущенные не менее чем из пяти доппельфаустеров, должны были бы разнести на куски, но мерзкое существо лишь вздрагивало, корчилось, но упорно тянуло из себя заговорённое на нечисть оружие, по-видимому, единственное, что приносило ему страдания.

В какой-то миг его красные глаза встретились с изумрудными очами феи, полными слёз.

Ирис не слышала предостерегающих криков, не видела, как кружило вокруг неё тёмное облако-кокон, не пропускавшее рвущих к ней на выручку — последнее создание злой магической сущности… Она смотрела в эти налитые кровью, переполненные болью и страданием глаза и шептала:

— Прости…

Звериная морда исказилась в гримасе. Оборотень застонал, как человек.

Кокон, сотворённый тёмной сущностью, лопнул и осел прахом.

Кто-то сгрёб Ирис в охапку и оттащил в сторону.

— Я же просил… — бормотал Филипп де Камилле. — Зачем же? Как вы могли? — И неожиданно рявкнул: — Стойте смирно! Его сейчас упокоят!

— Не смогут, — плача, отвечала Ирис.

— Ничего, у кого-нибудь из рейтар наверняка найдётся серебряная…

Что-то сверкнуло в воздухе, пригвоздив полумышь-получеловека к земле в тот момент, когда он уже вытащил кинжал из раны.

Вторая молния, слетевшая с навершия монашеского посоха, оставила от него обугленный остов, который в считанные секунды рассыпался. Лишь поблескивало в седой кучке пепла лезвие золотого кинжала, без единого пятнышка, не тронутое ни кровью, ни пылинками бывшей плоти.

— Amen, — серьёзно сказал брат Тук. Пристроил посох поперёк седла — как, очевидно, и ехал до этого; придержал переступавшего с ноги на ногу вороного. С высоты своего роста обвёл взглядом представшую его взору картину и покачал головой. — А вы плодотворно проводите время, дети мои. Что ж, я, кажется, вовремя. Кому-то ещё нужно благословение?

Кто бы сомневался, что разорённый караван не доехал не только до Питивье, в котором изначально собирался сделать остановку к вечеру, но и до ближайшей деревни!

Во-первых и в основных — среди рейтар оказалось трое тяжело раненых, трогать которых с места и тем более перевозить равносильно было бы казни. Дорожная тряска их добила бы, а молоденькому, не старше девятнадцати годочков, воину окончательно перемешала бы обломки позвонков в сломанном спинном хребте. Лишив при этом всякой надежды стать когда-нибудь на ноги — в буквальном смысле, ибо уже сейчас нижнюю половину тела мальчик не чувствовал, а в будущем ему грозил полный паралич. Брат Тук, осмотрев его, лишь скорбно покачал головой. «Я не лекарь, дети мои, я всего лишь странник… Моего умения хватит лишь поставить на место повреждённые кости. Со временем, и не без помощи наших врачевателей, они срастутся. А вот что касается порванной жилы, главной струны в организме, прозываемой мозгом спинным — за его восстановление никто не ручается. Увы. Всё в руках божиих…»

И тогда Ирис, до этого успевшая перевязать, обезболить, подлечить не менее дюжины легко раненых, глянула на побелевшее от страха и потери крови лицо рейтара со сломанной спиной — а ведь он не боялся в бою, не боялся принимать на себя удары, предназначенные другим, не боялся заслонить упавшего товарища, а потом тянуть его на себе из самой гущи сшибающихся в схватке тел, за что и получил удар кистенём в спину… А сейчас, после горячки боя, он, хоть и не страдающий от боли, не чувствующий онемевшего тела, вдруг ясно понял, какая жизнь ждёт впереди, мучительная, неподвижная, возможно — долгая, полная нестерпимых унижений при зависимости от других… и едва сдерживался, чтобы не закричать от отчаянья… И вот тогда — Ирис, поднявшись на ноги, решительно приказала:

— Мы остаёмся.

Не попросила графа де Камилле, главного распорядителя в их поездке, не уточнила, возможно ли это… просто поставила всех перед фактом.

— Но… — попробовал было возразить её сопровождающий. Перевёл взгляд на раненого, пристроенного на наспех снятой двери возка: рейтары из тех вояк, что поопытнее, хорошо знали, что при повреждениях спины и рёбер лучше лежать на твёрдом и жёстком. Глянул на прекрасную гостью, у которой уже ноздри раздувались от сдерживаемого гнева в ожидании возражений. — Разумеется, мы сделаем для этого юноши всё возможное; однако вам, женщине, оставаться на ночь в лесу? Я лишь забочусь о ваших удобствах…

— Благодарю вас, граф, — чопорно отвечала Ирис. — Мне приходилось несколько раз путешествовать с мужем — и ночевать в походных условиях, так что для меня это не впервые. Не беспокойтесь. Но, пока солнце не село, я хочу поискать здесь в лесу кое-какие травы. Мне кажется, я уже видела здесь то, что может нам помочь. Сок этого растения способствует заживлению ран и сращиванию тканей. Я усилю его действие.

— В самом деле? — заинтересованно спросил Винсент Модильяни, присутствующий тут же. — Впрочем, сударыня, не сомневаюсь в ваших возможностях. Подобный эликсир весьма пригодился бы нам в будущем… Разумеется, если есть возможность помочь Франсуа немедленно — её ни в коем случае нельзя упускать.

— Истинно так, — пробасил монах. — Дорог каждый час. Я, конечно, вызову наших целителей ментально, но добираться им сюда не менее суток: мы, хоть и святоши, но воспарять в небеса не умеем, всё по грешной земле-то. Чем дольше разрыв тканей, особенно деликатных, тем труднее потом идёт сращивание. А потому… — Выразительно глянул на Ирис. — Не сочти за дерзость, дочь моя, я бы хотел сопровождать тебя в поисках. И потому, что от успеха зависит здравие этого юноши, и потому, что хотел бы набраться нового опыта. Я ведь часто в дороге; всё, знаете ли, может сгодиться…

И уже спустя четверть часа восточная гостья в сопровождении четвёрки рейтаров, брата Тука и верного Али углубилась в лес, выбирая для следования окраины полян, поскольку заветное растение, которое она разыскивала, любило селиться на границе света и тени. Ей бы только найти образец, а там… Она попросит спутников о помощи — и несколько пар рук успеют куда больше, чем одни её.