Ирис закусила губу.

Нет, живой она не дастся. И вообще — не дастся.

Кажется, ей удалось взять в себя в руки. Счастливая девочка Фрида! Не обладая богатым воображением, она, едва увидев людей Модильяни, вбила себе в голову, что всё закончится хорошо, надо лишь потерпеть и отсидеться — и теперь, прижмурившись, терпеливо лежала на дне кареты, лишь вздрагивая время от времени, если очередной выстрел или вопль громыхал слишком уж близко. Её хозяйке было не до спокойствия.

Усевшись на пол, она, опираясь спиной о сиденье, осторожно приподнялась и выглянула в боковое окно.

Мелькнула массивная фигура. По ярким полосам на восточном одеянии и по быстроте движений Ирис узнала Али. Тот крутился на месте, давая отпор сразу двум чёрным. С другой стороны кареты на графа де Камилле наседало сразу трое. Вот один из них отшатнулся с кровавой впадиной вместо глаза, другого отбросила ещё одна пуля в грудь, а подоспевший рейтар, перехватив разряженную пистоль за ствол, шарахнул от души тяжёлой рукоятью набросившегося на него ещё одного здоровенного малого. Даже до Ирис донёсся хруст черепа… Ирис сглотнула. Одно дело — видеть, как режут пациентов на операции, другое — как люди лишают друг друга жизни…

Задрав до колен юбки, нашарила прикреплённые к сапожку ножны. Рукоятка кинжала, подаренного когда-то самим Аслан-беем, привычно легла в ладонь.

Вот только вонзать его или метать придётся на этот раз совсем не в мишени…

Сосредоточенная, напряжённая, она застыла у дверцы, позабыв о возможных шальных пулях и не снимая руки с щеколды, готовая… к чему? Этого и сама не знала, кроме того, что если понадобится — она будет действовать. В конце концов, в ней течёт кровь Баязеда и горячих ирландских предков, и не дело ей, ученице самого Аслан-бея, прятаться, когда мужчины защищают её. Вдруг уже сейчас кто-то истекает кровью, и жизнь его висит на волоске? И некому остановить кровь, прошептать исцеляющий заговор… Надо будет — она выпрыгнет и бросится на помощь, как велит ей долг ученицы лекаря. Не одному же графу де Камилле проявлять честь и благородство. А с её самоуправством придётся ему смириться.

От увиденного её мутило. Хорошо, что она угомонила Фриду: той, непривычной к виду крови, наверняка сделалось бы дурно… На дороге шла самая настоящая бойня. Это в рассказах Модильяни любое сражение описывалось, как нечто эпическое, в какой-то мере даже красивое, причём неизменно победоносное; здесь же — без всяких экивоков и расшаркиваний, без изысканных салютований шпагами, просто резали, кололи и стреляли. Насмерть. В поле зрения Ирис на орошённой багрянцем потоптанной траве лежало не менее пяти трупов — да, к сожалению, трупов, она умела отличить живого человека от мёртвого, и не только потому, что несколько раз на уроках с супругом бывала в мертвецкой. У мертвецов отсутствовала аура, та сияющая дымка, окутывающая любое живое тело… А у тех, кто сражался, она пылала сейчас алым, почти кровавым багрянцем — всполохами агрессии и жажды убивать, и у тех, кто нападал, и у тех, кто давал им достойный отпор…

Больше почувствовав, чем услышав, она повернула голову на знакомый голос, выкрикивающий её имя.

Это граф де Камилле, заметив Ирис в окне, пытался отогнать её прочь, в спасительную глубину экипажа, и, возможно, оградить от зрелища, вовсе не предназначенного для женских глаз. Но те несколько секунд, на которые он отвлёкся, дорого ему обошлись. Тяжёлая шпага очередного противника выбила у него из руки оружие. Не успела Ирис ужаснуться, как чёрный громила отвёл локоть, собираясь проколоть обезоруженного графа, но де Камилле ринулся на землю плашмя, «рыбкой», будто ныряя в воду, и всем корпусом врезался в ноги нападавшему. Тот рухнул. Успев откатиться в сторону, граф, навалившись на врага, прикончил его ударом кинжала в шею. Молниеносно. Страшно. И сразу же, выдёргивая лезвие из булькающего кровью горла, дотянулся до валявшейся в траве собственной шпаги… и бросился на помощь соратникам, оставив побеждённого умирать.

Больше он в сторону кареты не смотрел.

Ирис, сдержав всхлип, прижала ладони к пылающим щекам. Аллах милосердный и Господь всемогущий! Что она наделала! Он только что едва не погиб — из-за неё!

Зажмурившись, она отпрянула вглубь экипажа… и уже не двигалась, выжидая, когда же всё прекратится.

Терпеть пришлось недолго. Каких-то две-три минуты — и на дорогу опустилась тишина. Относительная, конечно. В ней отчётливо слышалось шумное дыхание мужчин, разгорячённых схваткой, чьи-то стоны… И прозвучал до боли знакомый голос маршала Модильяни:

— С этими, похоже, всё… Лурье, пошлите наших, кто посвежее, прочесать округу, на случай, если кто остался в кустах. Потери подсчитать, раненых обиходить, пленных… не брать, оставить двоих для разговоров. Нам хватит.

— Определённо не брать? — осведомился Лурье голосом залихватски-свежим, будто и не он каких-то несколько минут рубился и палил вовсю.

— Зачем? Это даже не разбой, это хорошо организованное нападение с целью… М-м-м, судя по тому, как эти молодчики вооружены — не просто грабежа, но и убийства. Посягательство на гостью Его Величества Генриха и её спутников, равно как и на имущество, расценивается как личное оскорбление его величества и карается смертью. Так что… добивайте, Лурье, не стесняйтесь.

И тотчас несколько голосов с земли возопили хрипло, слабо, но в унисон:

— Пощады!

— Не надо!

— Я всё скажу! Я! Скажу!

Маршал довольно хмыкнул.

— Слышите, Лурье? Оказывается, желающих поговорить найдётся более двоих, учитывайте…

А Ирис всё никак не могла избавиться от странного опутывающего взгляда, проникающего, казалось, через крышу кареты. Ей бы сейчас и ужасаться безжалостности галантного и доброжелательного в обычной жизни маршала, и удивляться его хитрости, и плакать от радости, что испытания позади… Но давящее ощущение чьего-то незримого присутствия не отпускало.

В противоположное окошко стукнул Али.

— Госпожа, всё кончено. Оставайтесь пока на месте. Рейтары проверят, нет ли ещё кого рядом.

Где-то под ногами всхлипнула Фрида, являя свету растрёпанную головку. Глаза её сияли ужасом и восторгом. Спасены!

«Лучше избежать иллюзорного врага, чем подставить лоб настоящему» — вспомнила Ирис главное правило безопасности. И крикнула:

— Не всё, Али! Подожди! Надо сказать маршалу…

Али нахмурился, оттирая кровь, сочащуюся из пореза на скуле.

— Госпожа?

— Здесь кто-то…

Но тут, наконец-то разревевшись, обезумевшая от счастья горничная рванулась к выходу и буквально выпала из кареты, прямо на руки предмету своих тайных воздыханий, и уж, несомненно, самому главному спасителю, который впервые в жизни растерялся от этакого напора чувств. Фрида причитала что-то невнятное, вцепившись в нубийца, как в свою последнюю надежду, будто грабители и душегубцы не были повержены, а ещё только собирались приступить к своим гнусным деяниям. Телохранитель медлил, не решаясь отстранить от себя плачущую девушку, перекрывшую спиной выход, и тогда Ирис в нетерпении рванула щеколду на своей двери.