Потом обнаружилось, что пара лошадей в упряжке потеряли подковы, и пришлось-таки заехать в обитель, к местному кузнецу. До города оставалось рукой подать, но когда они покинули монастырь, день уже близился к вечеру. Следовало поторопиться, чтобы не ночевать в поле или в каком-нибудь деревенском домишке.

Возвращаясь к знакомому перекрёстку, к дороге на Питивье, они заметили издалека блестящую кавалькаду. Поскольку обе процессии двигались с примерно одинаковой скоростью, маршал распорядился сбавить ход. Лурье, возглавляющий кортеж, дал отмашку, и шествие замедлилось.

Разумная предосторожность. Хоть вряд ли можно было опасаться нападения на открытом месте, посреди дороги, почти рядом с крупным городом, стены которого просматривались на горизонте; но всё же — бережёного бог бережёт. Инцидент вроде перебежки дороги особо высокопоставленному лицу мог обернуться конфликтом. А тонкая постановка возможного спектакля, проведённая мастером своего дела, выставила бы столкновение в таком свете, что заваруха, даже спровоцированная, смотрелась бы, как защита чести и достоинства пострадавшего.

Самому маршалу довелось в своё время организовать парочку подобных «случайных недоразумений», а потому — он, как человек опытный, предпочитал подстраховаться. Если встречные окажутся безобидны — что ж, тем лучше для всех.

В отличие от эстрейцев, увиденная ими процессия, держащая, по всей вероятности, курс на тот же Питивье, ход не замедлила, тем более, что двигалась по основной дороге, а потому имела все основания полагать, что имеет право проехать вперёд первой. По мере приближения яснее обозначился цвет вымпелов, при помощи которых путешествующие частенько обозначали свою принадлежность роду, клану или стране, дабы заранее уведомлять встречных, с кем предстоит иметь дело… или лучше не иметь, а просто убраться с дороги.

— Красные… — протянул Модильяни, прищуриваясь. — Господа, а ведь это османцы!

— И акынджи в конвое, — добавил Филипп де Камилле. — Почётная гвардия, вроде нашей. Действительно, османцы… Что они здесь делают?

— Так это их посольство, — спокойно, как само собой разумеющееся, пояснил брат Тук, ехавший с ними. — В ближайшие дни у них аудиенция у Его Величества, приуроченная к предстоящей годовщине его коронации. Разумеется, они не могут упустить из внимания приезд ко двору вдовы самого Аслан-бея. Своим визитом они выказывают уважение и к его памяти, и к соотечественнице, а заодно и к воле султана, пославшего её с просветительской миссией.

— Да вы более осведомлены о делах светских и политических, нежели я, брат, — усмехнулся маршал Винсент. — Эй, Лурье! Стяги вперёд, уважим союзников!

— Службы у нас с вами очень уж схожи, брат мой, — усмехнулся монах. — Вы ведь, насколько мне известно, в звании хоть повышены, а всё за старое принимаетесь время от времени…

— Так и вы, брат мой, вроде бы недавно получили новое назначение, а всё туда же… Примите мои поздравления, кстати.

Тук шутливо поклонился, в благодарственном жесте сложил ладони. Модильяни продолжил, не сводя глаз с приближающегося сборища, блистающего позолотой и доспехами, пестревшего яркими одеждами и перьями на тюрбанах.

— Подумать только, сам…

— Обойдёмся без чинов и санов, брат мой, — шутливо, будто отгораживаясь, монах выставил вперёд ладонь.

Филипп де Камилле подозрительно глянул на спутников. Разумеется, по должности своей, известной многим, но не называемой вслух, маршал, а когда-то — капитан Чёрных Всадников Винсент Модильяни являлся не только самым осведомленным лицом Галлии, но и имел обширнейшие знакомства и связи, и не только в светских кругах. Но вот о простом монахе Туке графу до сей поры не приходилось слышать. К тому же, тот несколько раз называл себя простым Странником, сиречь смиренным проповедником, что несёт по городам и весям Слова божье малым мира сего. Филипп так и определил для себя, что святоша, пусть не из простых, потому что, помимо удивительной физической силы, в нём чувствовался и острый ум, принадлежит к числу тех, кому претит уединение в келье, и кто уходит в мир, подкрепляя Слово добрыми делами, помогая сирым и убогим. Известие, что добродушный путник-святоша ещё и собрат Инквизиции, а, возможно, и занимает немалую должность, ошеломило.

Но, как истинный дипломат, граф не стал задавать нескромных вопросов. Придёт время — он выяснит всё сам.

Тем временем, явив миру и проезжающим цвета Валуа и рода Эстре, в голове их колонны знаменосцы развернули белые и голубые вымпелы, расшитые золотыми лилиями. Они обозначали, что в карете с герцогскими гербами и в сопровождении Чёрных Всадников едет представитель или гость короля и герцога, и относится к нему надобно с должным почтением.

Приблизившись к перекрёстку вплотную, обе процессии замерли. Никто не спешил пересекать дорогу первым.

— Что ж, господин дипломат, — бросил маршал, — похоже, ведение изысканных переговоров — это по вашей части. Мы, военные, не слишком сильны в словоплетениях: ляпнешь что-нибудь лишнее, а вам потом расхлёбывай… А брат Тук — тот, в основном, думает о высоком…

— Я смотрю, вы хорошо устроились, — беззлобно отозвался граф. — Что ж, и в самом деле, у каждого своя служба. Смотрите, господа, к нам уже кто-то едет!

В самом деле, двое богато одетых всадников в сопровождении акынджи — конных янычар — направились в сторону галлов.

— Похоже, лютецкий посол и… капитан Джафар? — определил издалека маршал. — Значит, его тоже вызвали ко двору. Хм. Что ж, граф, кажется, я поторопился спрятаться за вашу спину… Насколько мне известно, даже дружеские встречи подразумевают равный состав присутствующих лиц; поэтому едем вместе. Лурье, Капет, в сопровождение!

Всадники встретились на середине расстояния, разделяющего их группы. Граф де Камилле, сняв шляпу, изобразил ею и впрямь изысканный пируэт и прижал к груди. То было вполне приличествующее этикету приветствие для всадника, который, находясь в седле, не может отвесить полноценный придворный поклон.

— Счастливы видеть вас на земле франков и галлов, почтенные Решид-паша и Джафар-ага. И благодарим судьбу за возможность лицезреть столь достойных представителей дружественной державы.

После чего повторил то же самое на османском наречии.

Коснувшись лба, очей и сердца, восточные гости поклонились.

— И мы возносим хвалы провидению за пересечение наших путей, драгоценнейшие Филипп-паша и Винсент-ага. — Вернув приветствие по-османски и блеснув при том не меньшей осведомленностью, посол перешёл на франкский язык. — Вести, у которых, как известно, есть крылья, твердили о том, что вы в числе достойнейших собираетесь прибыть в столицу с определённой миссией, но я, ничтожный, и не мечтал, чтобы пересечься с вами по пути. Но что я вижу? Вы — в стороне от основной дороги, а, значит, по какой-то причине вынуждены были свернуть. Осмелюсь спросить, не нужна ли вам помощь: в людях, действиях или иного рода?

…Задумавшись, Ирис не сразу обратила внимание, что скрип колёс, да и постукивание копыт стали более редкими, и очнулась от своих мыслей лишь тогда, когда лёгкий толчок от остановки кареты заставил её невольно податься вперёд.