— Семейное? Пожалуй, что да. Во всяком случае, во многих домах так заведено. Да ведь и здесь… — Ирис задумалась. — В Гайярде, например, я не заметила, чтобы слуг особо третировали. Конечно, госпожа Аглая держит их в строгости, но работают они не за страх, а за совесть. И… простите, может, я выскажу странную для Франкии мысль, но мне показалось, что многие из них любят и своих хозяев, и своё дело. Но, господин маршал, вы уверены, что прямо сейчас ехать невозможно?

— Абсолютно, — не моргнув глазом, ответствовал Модильяни, а сам про себя восхитился целеустремлённости гостьи. — Мои аргументы не надуманы, но взывают к вашей рассудительности, дорогая крестница. Вы беспокоитесь за названую матушку, я, в свою очередь — за вас и за вверенных мне людей. Кстати, лошадям тоже не мешало бы отдохнуть, а сменить их сейчас не на кого. Гостиница пуста, проезжающих, кроме нас, нет, а хозяйские одры герцогскую карету долго не потянут. Будьте благоразумны, дождитесь рассвета. К тому же… Брат Тук, вам есть, что добавить?

Монах кивнул. Легко опёрся дланью о спинку кресла Ирис, и теперь возвышался над ней, но не подавляя, а как бы защищая, охраняя от света.

— Разумеется. Мой рассказ, возможно, был слишком краток, поэтому скажу ещё, что Назар, на редкость смышлёный отрок, обнаружив тяжкое состояние «тётушки Мэг», тотчас нашёл то самое лекарство, что вы держали для неё в запасе. Он хорошо помнит дозировку и порядок приёма, так что, будьте уверены — продолжает поить им вашу матушку по сей час. Насколько я помню, курс лечения, по его словам, две недели?

— Ёмкости хватит на неделю, — мрачно отозвалась Ирис. Громыхнул гром, и оба — брат Тук и маршал Винсент, не сговариваясь, покосились на окно. — Мой сад… где я теперь быстро соберу нужные травы?

Губы её задрожали.

— Значит, ждём до утра, — поспешно сказал маршал. — И я бы советовал поменьше предаваться грустным мыслям, и сразу лечь. Вы на ногах с самого рассвета, я помню… Что касается трав — к вашим услугам все аптекари Эстре и закрома моей супруги. Брат Тук, пожелаем нашей гостье доброй ночи?

— Разумеется.

Пастырь помедлил.

— Надо бы поговорить ещё об одном деле, вот только не хочу утомлять нашу гостью долгими посиделками… Вам говорит о чём-нибудь имя О’Ши, дочь моя?

Ирис покачала головой. Какое-то воспоминание шевельнулось в памяти… и уплыло. Сейчас её мысли были заняты другим. Маршал упомянул про аптеки… Это было бы замечательно! И про кладовые доктора Поля… Мысленно она уже составляла список нужных для сердечной микстуры ингредиентов. Тук вздохнул.

— Что ж, в таком случае, не стану разводить лишнего на ночь глядя. Продолжим завтра. В дороге у нас будет время.

Привычным жестом благословил девушку… и внимательно глянул, как сила святости, окружив ауру феи, словно растеклась по ней, укрепляя, сливаясь… Удовлетворённо хмыкнул.

— Доброй ночи, — сердечно пожелал Винсент Модильяни. — И гоните прочь мрачные мысли, крестница. Женщины в возрасте, такие, как ваша матушка, часто прихварывают; я бы не сказал, что это обычное дело, но и не из ряда вон выходящее. Со многими случается. Главное, что помощь оказана вовремя. Моя супруга, большая почитательница вашего эфенди и всего, что с ним связано, уверен, не осталась в стороне и сейчас пребывает рядом с почтенной Мэг. Всё будет хорошо.

Если бы Ирис знала поговорки одной далёкой северной страны, она ответила бы: «Ах, вашими устами только бы мёд пить, господин маршал!» Но она лишь благодарно склонила голову.

… — Обошлось, — тихо сам себе сказал Модильяни, прикрывая дверь в номер восточной гостьи.

Брат Тук скептически поджал губы.

— Думаете? Женщинам сложно выбросить из головы навязчивые мысли. Если сейчас она начнёт перебирать в памяти всё, что связывает её с приёмной матушкой… Дорогие, волнительные моменты, или, напротив, тревожные воспоминания… Боюсь, нас ожидают заморозки.

— А, вы тоже заметили изменения в погоде?

— Более того — изменения в ауре феи. Нет, она не меняет полярности, и магия её даже в печали по-прежнему остаётся светлой; но каким-то образом влияет на… природу, погоду, мир. Я ещё не разобрался толком. Похоже, она пока сама этого не замечает, а оттого — не контролирует.

— С госпожой и раньше это случалось.

Мужчины вздрогнули — и повернулись к Али. Тот, оказывается, по обыкновению стоял на часах у порога, но отчего-то оставался незамеченным до тех пор, пока не подал голос.

— Ещё в доме эфенди, я заметил, — продолжил нубиец. — Джаным счастлива — и в её саду солнце и спокойствие, Грустит — дождь. После того, как мужа похоронила — лило как из ведра, хорошо, он ей оставил письмо, где велел не оплакивать, чтобы душу после смерти не печалить; а там, куда он попадёт, ему, мол, будет хорошо… Почитала, поплакала ещё немного, взяла себя в руки — тучи прошли. Но тогда это случалось только совсем рядом, а сейчас…

Брат Тук понимающе угукнул. Маршал задумался.

— Значит, у нас впереди сложнейшая задача: удерживать её настроение в самом благостном духе. Сейчас это не так-то просто… Что ж, сударь Али, постарайтесь на своём посту, а я на своём. Мне ещё предстоит объяснить этому упрямцу Камилле, из-за чего нам придётся завтра повернуть в обратную сторону, и, скорее всего, не явиться на приём в честь годовщины коронации. Предчувствую крупный скандал.

…Однако, как ни странно, известие о желании гостьи немедленно возвратиться в Эстре Филипп де Камилле встретил куда более спокойно, чем ожидал Модильяни. Только фыркнул и как-то привычно поморщился, узнав о причине смены маршрута… но вдруг переменился в лице, будто что-то внезапно припомнив. Кивнул пожилому камердинеру на дорожный сундучок. Слуга, хорошо изучивший повадки хозяина, ловко — во всяком случае, насколько позволял возраст — извлёк из одного отделения бутылку тёмного стекла в оплётке из лозы, из другого — три кубка благородного червлёного серебра; набросил на не особо казистую поверхность гостиничного стола льняную салфетку, и бесшумно удалился в предназначенную для слуг каморку, смежную с комнатой господина.

Граф самолично откупорил вино и разлил по кубкам.

— Прошу, господа. День был утомителен, никому из нас не лишним будет немного расслабиться. То, что здесь подают… неплохо для желудка, а иногда требуется что-то и для души. Думаю, брат Тук не станет возражать?

Тот благосклонно наклонил голову.

— Дар лозы претворяется во время евхаристии в кровь Спасителя нашего; значит, изначально предназначен служить высокому. Какие могут быть возражения?

По старинному обычаю, подражая предкам, которые, переливая питьё из кружки в кружку, показывали, что оно не отравлено, мужчины соприкоснулись кубками. Нежный звон серебра так и завис в воздухе, и держался, и дрожал, пока граф, пригубив вино, не отставил кубок, повернулся к ларцу с бумагами, выставленному на подоконник, и, недолго порывшись, извлёк сложенный вчетверо лист плотной бумаги. И развернул на столе.