Разумеется, Джо Стил являлся тем типажом отца, который порет страну вожжами за сараем. Такого отца любить тяжело. Люди всегда с трудом любили Джо Стила. Но они уважали его, а он держал их в тонусе.

Вошла Сара и услышала их последний разговор. Каждый раз, когда Чарли смотрел на неё, она выглядела всё выше и взрослее. "Когда ей успело исполниться шесть?" - с отцовским смущением гадал он.

- Что за клубный змей? - спросила она.

Чарли и Эсфирь переглянулись.

- Ты сказала, - произнёс Чарли. - Тебе и объяснять.

- Спасибо большое, - Эсфирь недобро посмотрела на него. Она сморщила лицо, словно задумалась на секунду. - Это старомодное выражение...

- Вы с папой - старомодные?

- Возможно, и так, - сказала Эсфирь, отчего Чарли рассмеялся. Она продолжила: - Это старомодное выражение, означающее человека, который болтается по барам, и считает, что все девчонки должны его обожать, потому что он весь такой замечательный.

- Но, ведь, это не правда? - Сара хотела убедиться, что всё поняла правильно.

- Вот именно. - Эсфирь кивнула.

Чарли тихо изобразил хлопки в ладоши. Она справилась с объяснением лучше, чем он.

Вслед за Сарой забрёл Патрик. Он нёс книжку с картинками. Он залез к отцу на ногу и сказал:

- Читай!

В свои два года он до сих пор говорил, как по телеграфу - наименьшее количество слов, которые могли бы сделать дело.

- Хорошо, - сказал Чарли. "Это история о Любопытном Джордже и Человеке в Розовых Панталонах. Они..."

Дальше он не продвинулся.

- Читай правильно, пап, - гневно произнёс Пэт.

- Прости, - сказал Чарли, не чуя за собой вины. Он играл в такие игры с этой книгой с тех самых пор, как они её купили. Его это занятие веселило, а детей сводило с ума. Можно ли просить лучшего?

- Ну, короче, Любопытный Джордж и Человек в Оранжевых Носках...

- Пап!

- Ладно, ладно. И, вот, Человек в Жёлтой Шляпе. - Чарли дождался, пока Пэт облегчённо улыбнётся, затем нанёс удар: - знал, что Джордж был маленьким любопытным гиппопотамом, и он...

- Пап!

***

Майк смолил сигарету за сигаретой, пока амтрак грохотал к следующему острову. Этот назывался Сайпан. Штрафная бригада больше полугода прождала в ожидании очередного вызова. Все потери, что они понесли на Тараве, были восполнены. Майк гадал, нервничали ли новички, не знавшие, во что ввязались, сильнее тех, что пережили Тараву и видели, как сражались япошки.

Ответа Майк не знал. Он знал, насколько нервничал он сам. Япошки не станут сдаваться, несмотря ни на что. Они будут драться, пока их не убьёшь, и нужно быть чертовски уверенным, что они мертвы. Их называли дохляками, узкоглазыми и жёлтыми обезьянами, лишь бы не напоминать себе, что они - мужики, причём конкретные мужики.

За последние несколько дней на Сайпан обрушилось всё - от эсминцев до линкоров и бомбардировщиков. Трудно было представить, чтобы подобную бомбардировку мог пережить даже муравей, не говоря уж об армии. Однако, на Тараву тоже швыряли всё подряд, вплоть до кухонных раковин. Едва солдаты подошли достаточно близко, чтобы япошки могли по ним стрелять, те так и поступили. Майк считал, что здесь будет точно так же.

Он выплюнул окурок "Кэмела" и закурил новую сигарету. Лучшее, на что он мог надеяться, самое лучшее, это лишиться чего-нибудь, вроде ступни или ладони, и не иметь больше возможности сражаться. В противном случае, его будут продолжать бросать в бой до тех пор, пока либо его не убьют, либо война не закончится, а она пока заканчиваться не собиралась.

"Стоило ли оно того? - гадал Майк. - И уж если бы ты смог всё повторить, стал бы ты снова писать статьи о Джо Стиле?". Разумеется, прошло уже слишком много лет, чтобы беспокоиться о таких вещах. Одно было ясно чётко - он недооценил, насколько может быть жестоким человек. Он воспринимал, как данность, что "первая поправка" и сама идея свободы прессы защищали его от любых действий политиков. Он и представить не мог, что им, да и всей страной, будет править политик, которому до "первой поправки" было не больше дела, чем до всей остальной Конституции.

Брюхо амтрака заскребло по песку. Плавание закончилось. Гусеницы вспенили воду. О сталь ударила пуля, за ней ещё одна. Майк перестал волноваться и по поводу Конституции. Волновало его теперь лишь выживание в течение ближайших пяти минут, а если повезёт, то и до наступления ночи.

Стальная дверь упала вниз.

- На выход! - заорали матросы, которые управляли неуклюжим зверем. Они и сами хотели отсюда убраться побыстрее, и кто станет их за это винить?

Выбегая на берег, Майк орал, как чёрт. Не для того, чтобы напугать япошек. Чтобы хоть немного воодушевить себя самого. Впереди он видел джунгли, более густые, чем те, что на Тараве. Значит, у маленьких жёлтых людишек было больше мест, где укрыться. К тому же они знали, как это делается.

Рядом с ним парень из его отделения сложился, словно аккордеон и добавил свой крик к гаму, царившему вокруг. "Это мог быть я", - подумал Майк. Пуля дёрнула штанину его брюк, подобно детской ручке. Она разорвала хлопковую ткань, но не плоть. Если это было что-то иное, кроме как тупое везение, Майк не мог понять, что.

Пара американцев с пулемётом осыпали пулями джунгли впереди. Бежать перед ними вам не захочется, иначе они и вас пристрелят. Майк дёрнулся влево.

Прямо перед ним из ниоткуда выскочил япошка с винтовкой. Долю секунды они таращились друг на друга, затем одновременно выстрелили. Между ними было не больше ста метров, но оба промазали. Не самое лёгкое испытание - стрелять, когда сердце бьётся в ритме двести ударов в минуту, а во рту всё пересохло от страха. Япошка отчаянно дёргал затвор своей "Арисаки". Майк лишь ещё раз нажал спусковой крючок. Полуавтоматическая винтовка "М-1" выстрелила. Япошка схватился за грудь. Ему удалось выстрелить ещё раз, но пуля ушла "в молоко". Он упал обратно в ту дыру, из которой вылез.

Разумеется, если бы первый выстрел Майка оказался последним в обойме, и та выскочила бы с отчётливым щелчком, то тогда япошка застрелил бы его. В очередной раз, ему выпал хороший расклад карт.

Он заполз туда, где увидел дыру, из которой выбрался япошка. Он швырнул туда