- Хорошо - произнёс Магнуссон. - Я тебя искал.

- Да, ну? С чего вдруг? - Чаще всего вам не хочется, чтобы вас искал офицер. Но Магнуссон был нормальным, если бы, при каждой возможности, не пил, как рыба. К данному моменту, они прошли сквозь ад, а ад прошёл сквозь них. Многих знакомых лиц больше нет. Магнуссону тоже повезло, если считать это удачей.

- Достал кое-чего для тебя. - Он извлёк из нагрудного кармана совершенно новую пачку "Честерфилда" на двадцать сигарет, такую, какую можно купить в Штатах*. Благодаря целлофану, пачка была идеально сухой. - Держи.

- Не надо было этого делать! - выкрикнул Майк, что являлось преуменьшением.

Чтобы доставить сигареты, Магнуссон реально рисковал жизнью.

- Ничего трудного, - сказал он.

С учётом того, какой жизнью они жили, возможно, он был не так уж и неправ.

- Ну, тогда покурите со мной.

Майк накинул им на головы плащ-палатки, чтобы дождь не намочил сигареты. Зажигалка "Зиппо" Магнуссона, выкрашенная в оливковый цвет, чтобы не бликовать и не выдать его позицию, как всегда, загорелась с первого раза. Они запыхтели парой свежих, вкусных, ароматных "Честерфилдов".

- Это было прекрасно! - произнёс Майк. - Где вы их взяли?

Магнуссон дёрнул большим пальцем на север.

- Забрал у одного полковника, не из штрафников, неа. Ему они больше не понадобятся. Я и решил, что незачем куреву даром пропадать.

Ну, да, у настоящих полковников имелось много всякого добра, какого штрафники никогда не видели. Конкретно этому полковнику все эти вещи не принесли ничего хорошего. Ему хватило храбрости пойти на передовую вместе со своими бойцами. Сейчас он не был храбрым. Сейчас он был мёртв.

Выкурив ещё одну сигарету, Майк спросил:

- Как считаете, сколько "стариков" останется после того, как мы вторгнемся в Японию?

Магнуссон посмотрел на него. Его лицо было не только грязным, но и заросшим щетиной. Как и у Майка. Чем ближе к передовой, тем меньше заморачиваешься всякими глупостями, вроде внешнего вида.

- Уверен, что хочешь об этом знать? - наконец, произнёс он.

- Ага. - Майк кивнул. - Об этом я и думал, когда вы вломились сюда, в мой особняк. - Франклин Д. Рузвельт всю жизнь прожил в настоящем особняке. И чем всё для него закончилось? Ещё более неприятно, чем для большинства солдат, а это кое-что, да значило.

- Особняк, да? - Майку удалось выдавить из Лютера Магнуссона короткий смешок. Спустя мгновение, ротный продолжил: - Что ж, нас останется совсем немного. Или вообще никого. Лично я ставлю на "никого", но могу и проиграть. Война - безумное дело.

- Чёрт, да вы правы, - сказал Майк. - Ладно, спасибо. Я и сам прикидывал варианты, но хотелось бы знать, что думают другие. С другой стороны, к тому моменту, как Окинава будет захвачена целиком, нас вообще может не остаться.

Магнуссон подался вперёд под плащ-палаткой и поцеловал его в щёку. Майк оказался застигнут врасплох и не отпихнул его.

- Ничего не могу с собой поделать, - произнёс капитан. - Ты говоришь самые приятные вещи.

Майк сообщил ему, что его мать может сделать с самыми приятными вещами. Чтобы со всем этим управиться, ей потребуется больше таланта и больше выносливости, чем вообще бывает у человеческих существ.

- Впрочем, - добавил Майк, - вы же можете съебаться с этого острова по восьмому пункту*.

- Не.

Магнуссон покачал головой чуть более серьёзно, чем ожидал Майк.

- Из штрафной бригады практически невозможно уйти из-за проблем с психикой. Мозгоправы считают, что, для начала, раз человек надевает такую форму, он уже рехнулся.

- О. - Какое-то время Майк переваривал его слова, но недолго. - Ну, бля, не так уж они неправы.

Позади них, американские 105мм орудия осыпали смертью "линию Сюри". Снаряд мог прилететь недолётом и в их окоп. Майк не стал тратить время на переживания по этому поводу. Он ничего не мог с этим поделать, так какой смысл? Сверху лил дождь. Он подумал, можно ли тут отрыть небольшой канал, чтобы окоп совсем не залило. Он снял с пояса шанцевый инструмент. С этим делом он, наверное, справится.

***

Через пару недель после того, как армия объявила о захвате Окинавы, Чарли получил от Майка открытку, отправленную ему прямо в Белый Дом. Открытка была грязной, но не из-за того, что на ней была изображена голая девица, а из-за того, что кто-то оставил на ней грязный отпечаток ботинка, приложив все усилия, чтобы стереть послание.

Чтобы прочитать сообщение, Чарли пришлось буквально уткнуться в открытку носом. Сообщение было коротким и чётким. "Звони в "Верите или нет" Рипли! - гласило оно. - Я ещё жив". Внизу была нацарапана подпись и номер "НЙ24601". Чарли рассмеялся. Несмотря ни на что, открытка была написана в духе его брата. Также в его духе было отправить её прямо сюда.

- Хорошая новость! - воскликнула Эсфирь, когда Чарли показал открытку ей. - Рада, что они приходят хоть к кому-то.

Ей самой и её родителям не удалось выяснить, выжил ли хоть кто-нибудь из их венгерских родственников. Венгерским властям не было никакого дела до евреев. Оккупационной администрации Красной Армии было ещё меньше дела до каких-то писем из Соединённых Штатов.

- Через полчаса после того, как почтальон положил открытку мне на стол, зашёл Скрябин - рассказывал Чарли. - Он спросил: "Каково это - иметь брата-героя?".

- И что ты ответил?

- Ответил, что это здорово, что в семье есть хотя бы один. Он моргнул и вышел. Теперь надо позвонить маме с папой. Не знаю, сколько открыток им разрешают отправлять за раз.

Выяснилось, что старшие Салливаны также получили весточку от Майка. Их открытка гласила, что он жив, чувствует себя хорошо и у него всё в порядке. Такие открытки обычно отправляют родителям, а Чарли получил ту, какие обычно отправляют братьям.

- Ты рассказала Стелле? - спросил Чарли у матери, решив, что та не упустит шанса поделиться новостью с бывшей невесткой.

Однако Бриджит Салливан ответила:

- Нет. Ты, разве, не слышал? Она помолвлена с одним из этих пархатых уклонистов, на которого работала.

- Мам... - произнёс Чарли.

Нет, мать и отец никогда не испытывали тёплых чувств к евреям, не больше, чем требовали обстоятельства.

- Эсфирь хорошая, - сказала мать. - Но те, на кого работает Стелла - они такие, какие есть.

-