Светлана. Кроме того, Лукия, Луша — не звучит. Вот Лариса — ничего бы. Ты как?

— Согласен, красивое имя. Ларочка, Лорочка, Ларик — как будем ее называть мы?

— Лара — это, по-моему, лучше всего.

— Годится.

Лариса проснулась, когда мы уже закончили завтрак. Простыня под нею была опять мокрой, и мы понесли Ларису в ванную — мыть.

— Теперь всегда будем надевать вот это, пока не научимся проситься в туалет. Поняла, Ларочка? Во-о-т так, — приговаривала Милочка, закрепляя на Ларе только что купленные «памперсы» для взрослых, — неси ее на место, будем кормить.

Мы напоили ее теплым молоком, которое ей явно пришлось по вкусу. Она почмокала губами и улыбнулась.

— Милочка, она хочет еще.

— Хватит на первый раз. Теперь я ее осмотрю при дневном свете.

Лара опять крепко уснула, и Милочка принялась ее осматривать.

— Все как у обычного человека. Скелет нормальный, во всяком случае, при прощупывании. Сердцебиение нормальное. Двадцать четыре зуба, но есть места еще для двух с каждой стороны. Если вырастут, будет тоже как у нас, тридцать два. Шейные позвонки в норме. На рентген бы ее. Но и там, судя по всему, тоже все будет в норме. Артериальное давление низковато, но ничего, терпимо. Нужно измерить ей рост. Неси свой «прецизионный инструмент».

— Метр сорок восемь.

— Достаточно на сегодня. В понедельник я принесу все необходимое для анализа крови и сделаю его сама. Лучше к этому никого не привлекать. Чем позже люди узнают о Ларочке, тем лучше.

В обед Лариса уже, как нам показалось, привычно попила молока и, увидев стакан с водой, потянулась к нему.

— Пить, моя птичка? На, на, попей, — и Милочка поднесла стакан к ее губам.

— Пьть… пьть… — неожиданно произнесла Лариса и выпила всю воду из стакана.

— Смотри-ка, она говорить пытается… Вот это да!

— По-моему, Костя, это случайно.

Лариса попыталась еще что-то произнести, но мы ничего не поняли. Я указал на Милочку:

— Ма-ма! Ма-ма!

— М… мм… — произнесла Лариса, глядя на Милочку и улыбаясь.

— Вот это да! Она действительно пытается говорить! А это па-па!

— П… пп… — попыталась повторить Лариса.

— Вот это темпы развития! Ничего себе!

И мы начали учить ее говорить, указывая на предметы, а Лариса все лучше повторяла их названия. Я указал на нее самую и сказал:

— Ла-ра! Ла-ра!

— Ла-а, — повторила она, и мы засмеялись все вместе.

Мы с Милочкой по-прежнему работали по очереди — я с утра, а она вечером. Лариса делала потрясающие успехи в умственном и физическом развитии. Через две недели она уже умела достаточно ясно выражать мысли, садилась на кровати, пыталась вставать. Мы с Милочкой водили ее под ручки по комнате, и ей это очень нравилось. Она любила стоять, ухватившись за край стола или спинку стула, и улыбалась, гордая собой. Быстро поняла, что такое туалет и просилась туда по необходимости. И мы радовались ее успехам вместе с нею.

— Ты знаешь, Костя, я сделала анализ ее крови. Она ничем не отличается от крови обычного человека. Первая группа, резус-положительная. Генетический анализ ее волос тоже не показал никаких отклонений. Чудеса!

— А почему он должен что-то особое показывать? Она и есть нормальный, обычный человек.

— А обстоятельства ее появления на свет? А темпы развития?

— А какое это имеет значение?

— В этом и есть вся загадка.

Зазвонил телефон.

— Тифон! Тифон! — кричала радостно Лариса и хлопала в ладоши.

— Интересно, кто это может быть? Одиннадцать ночи! Не случилось бы чего. Милочка, ответь, пожалуйста.

— Да! Да, это я. Здравствуй, Света… Спасибо, нормально, а ты?

С минуту она слушала молча.

— Сочувствую тебе. Но чем могу тебе помочь я?

Опять пауза.

— Решайте сами, я вам препятствием не буду. Костя, это Света, хочет поговорить с тобой лично.

Милочка протянула мне трубку. Я взял ее и спокойно положил на кнопки.

— Зачем ты так? Она по тебе соскучилась, хотела пообщаться. А ты…

— К чему эти общения? Только нервы трепать.

— Костя, ей плохо, очень плохо. Она нуждается в утешении.

— Я не батюшка в церкви. С мужем поругалась? Со мной она тоже грызлась. Ни меня, ни ее тогда никто утешать не пытался.

— Нет, Костя, она не ругалась. Внешне, говорит, они живут мирно, ладно, лучше некуда. Но ей тяжело в его присутствии. Когда она одна, ей легче. У нее начинается нервный кашель, едва она заслышит его шаги на лестнице. Он чужой ей, а ты, говорит, был родной. Она поняла, что любила тебя и готова начать все сначала.

— А я — нет. Я люблю, оказывается, теперь только тебя. А Светлану и сейчас как вспомню, так вздрогну.

— Но, может, стоит еще раз попробовать? Я вам мешать не буду. У вас общие сыновья…

— А с тобой у нас общая дочь. Ларочка.

— Лаока! — Лариса протянула ко мне руки и, улыбнувшись, кокетливо наклонила голову.

— Я готова забрать ее к себе. Ты будешь навещать ее, когда пожелаешь.

— Избави Бог! У нее должны быть отец и мать, ясно?

Я снял трубку и нажал кнопку вызова звонившего абонента.

— Алло, — послышалось в трубке.

— Светлана?

— Да, Костя, это я. Спасибо, что позвонил

— Слушай, Света! Мы с тобой уже так много потрепали друг другу нервы. Хватит, а? У нас с Милочкой получилась хорошая семья. Не мешай нам, пожалуйста. Прошу тебя.

— Костя, прости… — она заплакала.

— Я все тебе уже давно простил, никакого зла не держу. Больше не тревожь нас. Пожалуйста. Всего тебе доброго. Прощай.

Я мягко надавил на кнопку отбоя и положил трубку.

Еще через месяц Лариса уже самостоятельно шаткой походкой ходила по комнате. Речь ее стала достаточно внятной и четкой. Когда я приходил с работы, она бежала мне навстречу с криком «Папа!», кидалась на шею и целовала. Милочку она обычно встречала восторженной улыбкой и хлопала в ладоши с криком: «Мама! Мама пришла! Мама, что ты мне принесла?» Милочка с радостью обнимала ее и обязательно угощала каким-нибудь лакомством — мороженым, конфетой, апельсином или еще чем-то в этом роде.

— Милочка, нашу дочь пора учить читать.

— Тоже еще придумал. Она толком еще и говорить не умеет.

— Но мы же ей читаем книжки, пусть и она учится.

— А я умею, я умею читать, — вмешалась Ларочка в разговор, — вот, смотрите.

Она взяла в руки лежавшую на столе книгу, которую я час назад читал, и начала декламировать:

— Внимание! Внимание! Сегодня в пять часов работать будет станция для рощ и для лесов.

Я перевернул страницу:

— Здесь читай.

Она бойко затараторила:

— Потом начнутся прения, и скрип, и свист, и