тебя нового?

— Так, ничего особенного. Живем помаленечку.

Она замолчала. Милочка сидела настороженная и вся бледная.

— Что ты еще хотела, Света?

— Да я, собственно, ничего. А ты не хочешь спросить, как поживаю я?

— Нет, Света. Я просто не сомневаюсь, что у тебя все отлично.

Трубка вздохнула и продолжала молчать. Чтобы разрядить неловкую обстановку, я продолжил:

— Теперь у тебя муж — настоящий мужчина, с приличным заработком, красивый, статный, доктор наук, полковник…

— Да разве в этом дело? — перебила она, — главное — чувства и нормальные взаимоотношения… — я услышал, что она плачет.

— Ты же сказала, что теперь по-настоящему полюбила его, именно его. Что, уже разлюбила, что ли?

Она продолжала плакать в трубку. Месяца два назад я бы упивался местью, говорил бы ей колкости, издевался бы над нею. А сейчас не знал как себя вести, что сказать. В душе нарастало чувство какой-то неясной тревоги.

— Света, уже поздно, завтра на работу. Пора спать. У тебя все?

— Извини, Костя. Спокойной ночи и… привет Милочке.

В трубке послышались короткие гудки. В задумчивости я медленно положил трубку.

— Она что, хочет вернуться?

— Нет, видимо, впервые серьезно поскандалила с новым мужем. А он-то не я, а «настоящий мужчина». Познала оборотную сторону медали.

— Сердце дрогнуло?

— Не очень. Просто появилась новая причина для тревоги. Еще начнет бузить вместе с сыновьями. Но я все выдержу. У меня хватит сил до конца бороться за свое счастье… Прости, Милочка, за наше счастье.

— Если она вернется, она будет ценить тебя и будет относиться к тебе совсем иначе…

— Что значит «ценить»? Семья, это что, базар или комиссионная лавка? Разбитую вазу не соберешь. Моя психика уже перестроена, я отвык от нее и от ее штучек-дрючек!

— Нет, я, кажется, лишняя в этой игре.

— Милочка! И ты готова так просто от меня отказаться? А как же я? Я же полюбил тебя!

— А Светлану ты всю жизнь любил…

— Хва-а-ати-и-ит! Я не хочу больше о ней слышать! Она специально решила поиздеваться надо мной! Она хочет уничтожить во мне все живое! Это не человек! Это женщина от Сатаны!

— Костя, успокойся, милый. Слышишь, там что-то упало. Не с яйцом ли что? Пойдем посмотрим.

Я замолчал, решив, что Милочка просто отвлекает меня. Мы прислушались. В спальне было тихо. Никаких признаков жизни. И тут послышался звук, словно расколовшейся посудины, а потом — рассыпавшихся черепков — трах-та-та-тах! Мы вскочили с постели и побежали в бывшую детскую.

Когда я включил свет, Милочка уже сидела на корточках возле того места, где раньше лежало яйцо, а сейчас под обломками скорлупы шевелилась какая-то слизистая масса. Милочка осторожно начала снимать осколки и откладывать в сторону, и я начал делать то же самое. Убрав с поверхности осколки, мы увидели, что под ними шевелится не слизь, а что-то живое под оболочкой, покрытой слизью. В некоторых местах оболочка была прорвана, и через прорванные отверстия было видно что-то розовато-белое, шевелящееся, обильно покрытое такой же слизью.

— Ножницы! Надо освободить его от оболочек и очистить от слизи! Неси ножницы!

Я принес ножницы, и она принялась энергично кромсать оболочки, а потом разгребать слизь. Сначала мне показалось, что в слизистой массе копошится большая розовая лягушка и еще что-то темновишневого цвета. Милочка уверенно разгребла слизь и поднялась с корточек, вытирая руки взятой со стола салфеткой.

— Господи, помилуй! Ты видишь, это что-то человекоподобное. Вот пуповина, соединяющая его с плацентой. Смотри, — она указала на темновишневую массу, — это плацента. Такая мощная!

— Откуда ты знаешь, что это плацента?

— Я же врач все-таки. Теперь мне нужен шелковый шнурок или нитка, чтобы перевязать пуповину. У тебя есть? Ищи скорее.

Я принес целую бобину толстых шелковых ниток.

— Годится?

— Отлично годится! Нужно теперь крепко перевязать пуповину, а потом перерезать.

— А ты уверена, что нужно именно так делать? А вдруг ты его убьешь этим?

— Еще раз говорю, я врач и кое-что в этом смыслю.

Она перевернула существо на спину и подняла над ним пуповину.

— Подержи вот так, да смелее ты! Крепко держи, чтобы не выскользнула!

Я сжал пуповину, и в ту же секунду существо сделало вдох, а потом издало гортанный звук, похожий на плач, потом еще, еще…

— Видишь, ты пережал пуповину, и оно начало самостоятельно дышать и даже закричало. Значит, мы все делаем правильно. Держи как прежде, я сейчас.

Она крепко перевязала пуповину у основания, взяла ножницы и перерезала сначала длинный конец нитки, а потом пуповину. Брызнула кровь. Существо вскрикнуло и зашлось плачем.

— Все, теперь оно самостоятельно, свободно от плаценты. Осторожно бери его и неси в ванную.

Оно было все горячее, слизистое, шевелящееся и всхлипывающее. Я поднял его и понес в ванную, куда вперед меня вбежала Милочка и открыла душ. Умеренно теплой водой она стала смывать с него слизь. И в свете яркой лампы я увидел, что это… — человеческое существо!

— Господи Иисусе!.. Милочка!.. Да это же человек! Смотри, все пропорции человеческие!

— Да, девочка! И какая крупная! Только худая-прехудая. Волосы-то, какие белые! Ишь ты, ножками сучит! Вот это да, просто чудеса!

— Смотри-ка, ей нравится купание, улыбается, потягивается, аж глазки закрыла.

— Костя, возьми мою махровую простыню. Дай сюда. Так, теперь вынимай ее из воды, а я накрою и вытру. Отнесем ее в залу на диван и там рассмотрим, как следует. Пропусти меня вперед, я диван подготовлю.

Диван был уже разложен. Милочка застелила чистую простыню и наволочку, и я положил свою довольно-таки тяжелую ношу на белоснежную постель. Милочка тщательно вытерла с нее остатки воды, и мы стали ее рассматривать при полном освещении.

— Да это же вполне взрослая женщина! Смотри, у нее уже и груди есть, и волосики, где положено, и таз широкий! Только худая очень. Принеси-ка из аптечки зеленку и квачик, я ей пупочек смажу. Ах, ты, ласточка моя! Кто же ты такая? Как же так получилось, что ты родилась в этом яйце и сразу взрослой?

Она словно прислушивалась к Милочкиной речи, повернулась в ее сторону и широко открыла ярко-голубые глаза. Потом медленно, постепенно закрыла их, мерно задышала и затихла.

— Кажется, она заснула. Давай накроем ее одеялом и тихонько выйдем. Нам тоже надо поспать. Двери пусть остаются открытыми. Проснется — подойдем. А утром решим, что с нею делать и как кормить.

Мы легли, но сон не шел.

— Милочка, как ты думаешь, она будет нормальным человеком?

— Трудно сказать какой она будет. Может быть, она вырастет пятиметрового роста…

— Нет, что ты! Ты же говоришь, она уже взрослая.