Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Погодите, погодите! Кто вам сказал, что у нас свадьба? Никакой свадьбы здесь нет и не будет!
— Вот те на! Ты же мне сама по телефону сказала. А теперь, что? На попятную? Не выйдет! Я ехала отпраздновать вашу помолвку. А что жених скажет? Костя?
— Я — за. Если вы ее уговорите, с меня магарыч. Я приехал уговаривать ее перевозить ко мне вещи, а она что-то заартачилась. Но я знаю, она не против, только разных там пересудов боится: соседей, Толиных родственников и прочих.
— Магарыч! Я люблю распивать магарычи, правда, Аннушка? А вещи мы сейчас же перевезем! На нашей «Волге». Давай, Милочка, собирай вещи, мы поможем, а потом я отгоню в гараж машину, и мы все вчетвером погуляем на славу.
— Это кто же вам дал право моей судьбой распоряжаться? Вы меня спросили?
— Так спрашиваем, — сказала Аня, — Милочка, ты хочешь выйти замуж за Костю?
— Не знаю.
— Как это, не знаешь? Он что, не нравится тебе?
— Нравится! — выпалила Милочка.
— Тогда в чем же дело? Тебе что еще нужно?
— Ну, не знаю… Вот так, моментально, экспромтом… Замуж…
Вмешался Володя:
— Да вам что, по двадцать лет? Вы что, не можете просто сойтись, пожить без регистрации, а потом решить — продолжать или нет? Что вы теряете?
— Не знаю. В жизни так не бывает. В том-то и дело, что нам не по двадцать, — отпарировала Милочка.
— Ладно, решайте. Даем вам полчаса на размышление. Пойдите в комнату, посовещайтесь, а мы с Вовой пока тут посидим. Скажете «нет» — мы тут же уедем. А то, в самом деле, из всех рамок повыходили, — заключила Аня.
Мы с Милочкой вышли в гостиную.
— Соглашайся, Милочка. И автомобиль кстати, и свидетели есть. Действительно, что мы теряем? Не понравится — уйдешь. Не на привязи же я тебя держать буду.
— Да как-то непривычно, ей-Богу. Только на смех людям.
Я видел, что она уже сдалась. Мы помолчали. Потом я взял ее за руку и поцеловал. Мы обнялись и прижались друг к другу щеками. Милочка тихо плакала. Вдруг она резко отстранилась и отерла слезы краешком передника.
— Ладно, Костя, будь опять, по-твоему. Поживем у тебя. До первой ссоры. А потом посмотрим. Иди, скажи им, а я начну собираться.
Я распахнул дверь в кухню.
— Решено! Перевозим Милочку ко мне!
— Но до первой ссоры, — долетело из гостиной.
— Ну, слава Богу, а то я уже подумала, что мы с Вовкой хватили через край. Я помогу ей укладываться, а вы посидите здесь. Понадобитесь — покличем.
И Аня пошла в гостиную, где Милочка уже перебирала свои вещи.
Уже затемно мы подъехали к подъезду моего дома. На лавочке еще сидели старушки. Увидев, как мы таскаем вещи, они начали активно шушукаться. И я, и Милочка испытывали примерно одинаковые чувства по этому поводу.
— Ну, теперь начнут перемывать наши косточки, — сказала Милочка.
— Ты что это, испугалась, что ли? — спросил Володя. — Сейчас мы уладим это дело, пока не выпили.
Он подошел к лавочке.
— Здравствуйте, уважаемые! Новость слышали?
— Здравствуйте. Что за новость?
— Какую?
— Да сосед ваш, Константин Саввич женится! На ком? На Людмиле Григорьевне — вон она, сумку из багажника вынимает. А он ей помогает, видите? Врач, чудесная женщина. Красавица, правда?
— Да, неплохая женщина. А Светочка, она что же, насовсем…
— Никакой Светочки мы больше не знаем, ясно? Вот так! Прошу любить и жаловать новую соседку.
И он занялся вместе с нами разгрузкой вещей. Минут через пятнадцать мы уже сидели втроем и готовили на скорую руку торжественный стол. Вскоре прибыл Володя с бутылкой коньяку. Под крики «горько!» мы умяли плотный ужин, а потом Коренцовы уехали, пожелав нам приятной брачной ночи.
Около часа мы мыли и убирали посуду, вытирали стол, подметали, готовили постель. Потом Милочка пошла в ванную, а я решил проведать своего питомца. Яйцо лежало на кресле в бывшей детской, куда его определила Милочка, готовясь к празднованию нашей помолвки. Я сразу понял, что оно хочет «пить» и стал обильно смачивать его поверхность. Вода активно всасывалась и, как мне показалось, интенсивнее, чем раньше. Потом я начал гладить его и опять ощутил тот трепет, который считал знаком благодарности и удовлетворения. Я наслаждался тем чувством, которое вызывало во мне прикосновение к его поверхности, и был готов ласкать его бесконечно долго и балдеть, балдеть, балдеть…
— Костя, я — уже. Скорей иди, не то усну.
Пожелав яйцу спокойной ночи, я отправился принимать душ. Когда я вошел в спальню, Милочка читала какую-то книгу, прихваченную с собой при переезде. Захлопнув ее, она улыбнулась и протянула ко мне руки.
— Ну, иди же, иди скорей ко мне, насильник несчастный!
— Почему насильник?
— А разве сегодня ты не изнасиловал меня вместе с Коренцовыми?
— Конечно, нет! Ты же призналась, что сама хотела этого. Шалунья, — добавил я, прижимая ее к себе и наслаждаясь гибкостью и упругостью ее еще не начавшего стареть тела.
— Милочка, родная, ты мне так нужна…
— Костя, ты настоящий искуситель! Вчера бесстыдно совратил меня, а сегодня уже заставил перебраться к себе на квартиру. Если и дальше будет так продолжаться, я могу не выдержать. Я не привыкла, чтобы меня водили «на коротком поводке», понял?
И мы, подхваченные потоком любовных эмоций, понеслись в их бурном водовороте.
Как и вчера, меня разбудил телефон. Я лениво поднял и положил трубку. Милочки рядом не было, а из кухни уже доносился аромат кофе и чего-то жаренного. Закончив утренний туалет, я пришел на кухню в надежде на вкусный завтрак и не ошибся. В ответ на мое приветствие Милочка ответила такой эмоциональной, такой проникновенной улыбкой, что я не мог не обнять и не поцеловать ее.
— Ладно, ладно, Костя! У меня же руки заняты! — смеялась она, — видишь — блин подгорает, пусти.
Кислые блины со сметаной были удивительно вкусными и отлично шли к черному кофе.
— Хочешь еще?
— Хочу, но не буду. Предостаточно. После сорока лет в еде нужно быть сдержанным. Все, спасибо, Милочка, — я чмокнул ее в щечку.
— На здоровьице. Костя, ты такой весь правильный, образцовый, а я такая неорганизованная…
— Нет, Милочка, это далеко не так. Не получается быть правильным. А ты — просто прелесть. Я всю жизнь мечтал о такой жене. Почему мы только в молодости не встретились?
— Мы бы в то время друг другу не понравились. Я тогда ценила в людях совсем другое. Это с возрастом я немного поумнела. И ты, видимо,